Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [109]
О том Ферхате рассказывал нам еще пан поверенный Печ. Несколько лет тому назад, когда Печ был секретарем у цесарского посла в Константинополе, а Ферхат пашой, умер цесарский посол (пан австрийский из Чичинка), тело его отвезли в Австрию, а цесарь Рудольф, зная этого Печа за годного человека, решил назначить его на убылое место за посла и подтвердить ему полномочие. Тут, как бывает при дворах обычай поздравлять с назначением в должность, то и Ферхат послал своего гофмейстера к пану Печу поздравить его и пожелать ему счастья в новой должности. Гофмейстер при этом сделал пану Печу намек, что надобно поднести паше в подарок тысячу талеров да хорошенький ковшик; ковшик ему послали, а деньги не послали. Когда Ферхат назначен был верховным визирем, послал он за паном доктором Печем и стал сильно приступать к нему: отчего задерживают и не платят ему ежегодную дань, которая у них называется трибутом. А пан Печ возражал ему и доказывал, что еще срок не пришел и что трибут никогда еще не задерживали, впрочем, обещал, что пошлет одного из своих чиновников в Вену и станет просить, чтобы выслали трибут скорее. Тогда визирь, видя, что привязаться не к чему, сказал ему через толмача такое слово: «Откуда-де краль венский (кралем Венским именуют они нашего цесаря, а цесарем не хотят его именовать и говорят, что их султан сам цесарь римский, так как столица римских цесарей перенесена была из Рима в Константинополь) — откуда взял такую власть, что убогого писаря назначает и уполномочивает поверенным в делах к знаменитому двору турецкого цесаря?» На это пан Печ, нимало не смутясь, ответил: «Если султан его имеет власть из пастуха и свинопаса сделать верховного пашу, то и его государь и цесарь римский такую же власть имеет писаря послом сделать и кого ему угодно, того и послать в Константинополь ко двору султанскому». Ферхат, рассмеявшись, подивился смелой его речи и ничего ему не ответил, а только, обратившись к предстоявшим, сказал по-турецки: «Каково! Каково хитер поганый гяур!»
8 просинца (декабря) рано утром велел пан посол Креквиц накладывать на воз деньги 45 000 двойных талеров и послал их вперед к султанскому замку с своим драгоманом. Около 9 часов вечера оба посла поехали к султану прежде описанным порядком, со своими дворянами, которые ехали впереди попарно и везли дары, часы и серебряные вещи. По приезде к замку, у первых ворот увидели мы около ста вооруженных солдат, называемых капиджи, то есть привратная стража. Эти капиджи вроде того, что гациры или лейб-гвардия при дворе римского цесаря; урядники у них имеют должность комиссаров, т. е. отправляются с поручениями, а иногда употребляются и вместо палачей; когда происходит у двора какая смена пашей или велит султан кого-нибудь из придворных вельмож удавить, все такие поручения выполняют обыкновенно капиджи. Оттого должность их у турок в важном почете. Когда пропустили нас на первый двор за воротами, увидели мы по обе стороны прекрасные дома; в тех домах живут придворные ремесленники и рабочие и делают всяк свое изделие, вроде того, как у нас в Праге перед дворцом. Затем доехали мы до других ворот, там стояли также сторожа, и тут все мы должны были слезть с коней. За этими воротами жилище султаново, и туда ни одного человека, хотя бы и пашу, не пропустят на коне, а все должны слезать и идти во дворец пешком. На этом втором дворе стояло множество, несколько сот великолепных коней, турецких и арабских, все покрыты вышитыми коврами и все блестели золотом и драгоценными камнями; держали их ребята, и все, как у нас в Праге бывает в торжественные дни, ждали выхода господ своих. Все эти конюхи стояли тихо и чинно, не слыхать было ни крику, ни смеху, ни разговоров; а когда от которого коня явится сор, тотчас особливые к тому приставленные люди тот сор собирают и заметают; потом у них тот конский навоз на солнце сушат, толкут, просеивают сквозь сито и употребляют на подстилку лошадям, потому что в Константинополе неоткуда достать соломы на подстилку. Потом и наши, научившись от турок, делали своим коням такую подстилку, и кони так к ней привыкли, что с охотой на нее ложились, все равно как на солому.
Сойдя с коней, паны послы шли через ворота пешком до третьего двора, а мы за ними, а навстречу им вышли принять их двое пашей, из рады султанской. У тех ворот стояло несколько сот янычар. Отсюда те двое пашей привели послов в раду, или диван, а мы стали у входа; тут послы всем пашам должны были объявить, что они султану говорить будут, с тем чтобы ничего лишнего не говорили, кроме того, что пашам объявлено. Двое пашей, сложив руки накрест на груди, вышли из той радной палаты и пошли к султану доложить о пане после. Этот третий двор превеликий и пречистый; против самых ворот султанские покои; а с двух сторон и с третьей, где ворота, надстроены высоко два терема: по правую руку живут комнатные евнухи, а по левую руку жены султанские. От ворот до самых султанских покоев стояло, по правую руку, тысячи две или три янычар, все в чалмах и в разноцветных сукнях, точно расписанные; а по левую руку столько же спагов, или конных солдат, только они стояли пеши, без коней. И хотя тут было несколько тысяч народу, не слыхать было ни крику, ни шуму, ни разговоров, а все стояли в такой тишине, что подлинно на диво; и те самые янычары, которые на войне так буйны и своевольны, тут стояли, каждый перед своим начальником, в таком послушании, как и ребята не стоят перед учителями, не двигаясь, точно вытесанные из мрамора. Когда двое пашей вошли в ряд между янычар и спагов, стали, сложив руки на груди, делать поклоны, склоняя голову сначала направо, янычарам, потом налево, спагам; в ответ на то и они все, склоняя головы почти до колен, оставались в таком положении, пока паши мимо их проходили. Потом, когда паши, доложив султану, что послы цесарские просят быть допущены к целованию руки, возвращались тем же путем к послам, происходили опять тем же порядком поклоны направо и налево, янычарам и спагам. Вернувшись, давали послам наставление, как им и начальным их людям держать себя в присутствии султана, и подтвердили пану послу, чтобы не брал с собой большой свиты, так что он приказал идти за собой одним людям дворянского и рыцарского чина. Серебряные вещи, назначенные в дар, янычары держали в руках перед султанским покоем, так чтобы он мог их видеть.
Главный труд византийского философа, богослова, историка, астронома и писателя Никифора Григоры (Νικηφόρος Γρηγοράς) включает 37 книг и охватывают период с 1204 по 1359 г. Наиболее подробно автор описывает исторических деятелей своего времени и события, свидетелем (а зачастую и участником) которых он был как лицо, приближенное к императорскому двору. Григора обнаруживает внушительную скрупулёзность, но стиль его помпезен и тенденциозен. Более чем пристальное внимание уделено религиозным вопросам и догматическим спорам. Три тома под одной обложкой. Перевод Р.
В настоящей книге публикуется двадцать один фарс, время создания которых относится к XIII—XVI векам. Произведения этого театрального жанра, широко распространенные в средние века, по сути дела, незнакомы нашему читателю. Переводы, включенные в сборник, сделаны специально для данного издания и публикуются впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.
К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.
«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.