Похороны месье Буве - [17]

— Он был моим другом!

В четверть первого двое мужчин, один толстый, другой не очень, с портфелями в руках, вышли из поезда на Северном вокзале и сели в первое попавшееся такси.

— На набережную Орфевр. В Управление полиции. Поскорей.

У них был очень важный вид, они курили громадные сигары и говорили между собой по-фламандски, так что шофер ничего не понимал.

В управлении их тут же пригласили в кабинет начальника. Тот, что потолще, вошел первым.

— Йорис Костерманс, — представился он. — Весьма рад. Меня сопровождает наш юрисконсульт, его зовут Корнелиус Де Грееф, но он, к несчастью, не говорит по-французски. Вы получили мою телеграмму? Его еще не похоронили?

У него были седеющие волосы, подстриженные щеточкой, цветущее лицо, он с головы до ног пропах сигарами и протянул начальнику свой портсигар. Тот извинился — он курил только трубку.

— Я знал, что это когда-нибудь произойдет, такой уж я человек… — начал посетитель.

Он не стал уточнять, что он за человек, но по тому, как вальяжно он развалился в кресле, скрестив коротенькие ножки, было ясно, что он очень доволен собой.

— Ну, прежде всего, как вы уже могли понять, судя по газете, он такой же Буве, как я. Так! Это первое! Далее: как я сам убедился лет десять тому назад, он никакой и не Марш. Это второе! Вот увидите, дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, это вам и Корнелиус подтвердил бы, умей он говорить по-французски. Первое следствие, стало быть, что миссис Марш не есть миссис Марш, ибо именно под этим именем они поженились в Панаме. Брак, заключенный под чужим именем, автоматически считается аннулированным. Потому и мадемуазель Марш тоже больше не Марш. — Казалось, это его забавляет. — Вы следите за ходом моей мысли?

— Слежу. И мне очень хотелось бы узнать, как вы узнали, что Марш — это не настоящее имя.

Костерманс подмигнул начальнику, потом Корнелиусу, которому перевел вопрос:

— Это проще простого, и в то же время история длинная. Мне шестьдесят шесть лет, месье. Я выгляжу моложе, но что имеем, то имеем, не правда ли? И двадцать лет моей жизни прошли в Конго. Вы знаете Конго? Нет? Жаль. Я уехал туда, когда мне было тридцать, и работал в компании по добыче металлов. Зарабатывал неплохо, но тратил все, что получал. Жены у меня не было. Я жил в джунглях и изредка наезжал в Стэнливиль, чтобы погулять на славу.

— И в Конго вы встретили Марша?

— Марша, который не был Маршем, но в то время назывался Маршем. Это точно. Еще точнее было бы сказать, что он сам искал встречи со мной, потому что я был ему нужен. Он получил концессию на золотые прииски в Уэле — люди, считавшие себя очень ловкими, продали ему месторождение, которое, как им казалось, ничего не стоило.

— В каком году?

— В тысяча девятьсот двадцатом, вскоре после окончания Первой мировой. Ему было тогда сорок семь или сорок восемь лет.

— Что он был за человек?

— Довольно замкнутый, говорил мало, иногда с американским акцентом, а иногда совсем чисто.

— Он пил?

— Минеральную воду. У него скопился немалый капиталец, и он хотел его вложить. А главное, думаю, ему хотелось жить в джунглях и, как мы говорили в те годы, одичать. Понимаете, есть такие белые, которые всегда остаются белыми, цивилизованными людьми. Некоторые, особенно англичане, облачаются в смокинг, когда садятся за обед под брезентовым тентом. Есть другие: они живут с туземками, иногда с несколькими сразу. Много пьют. А кое-кто действительно дичает, перестает следить за своим внешним видом и манерами, и через несколько лет их почти не отличишь от негров.

— Марш был из этой категории?

— У него была, можно сказать, высшая категория. Он жил как негритянский король. В Стэнливиле мы пошли к адвокату и зарегистрировали наше предприятие как акционерное общество. Большая часть уставного капитала была вложена так называемым Маршем. Это общество все еще существует, и я его нынешний президент. Общество Золотых приисков Уаги. Корнелиус — наш юрисконсульт. — Корнелиус, видимо, поняв, о чем речь, кивнул. — Прииск оказался прибыльным. Нет, не золотая жила. Ничего такого, что могло бы сказочно обогатить, но рентабельное дело, если его поставить надлежащим образом. В течение пяти лет — а я все эти пять лет был вместе с Маршем — самым трудным было вымуштровать нужное количество работников, а потом удержать их! На шестой год, согласовав с Маршем свои планы, я возвратился в Бельгию, чтобы руководить всеми отделениями компании, и с тех пор мне пришлось только один раз снова побывать в Конго, когда он там еще находился.

— Вы знали, что он женат?

— Я даже видел его жену. Очень красивая женщина. Характер у нее, возможно, не сахарный, но красавица! Не знаю, какая она стала сейчас, а тогда все на нее оборачивались.

— Он любил ее?

— Что? Извините, но сразу видно, что вы его совсем не знали. Я даже думал, не для того ли он сбежал жить в Конго, чтобы избавиться от нее и ей подобных. Он давал ей столько денег, сколько она хотела, лишь бы самому иметь покой. Ну и она была довольна, разъезжала по всей Европе, жила в роскошных дворцах.

— Он никогда не говорил вам о своей дочери?

— Думаю, она его не интересовала. Другое дело — маленькие мулатики, которых ему народили туземные подружки. В конце концов, он опустился так, что ни один негр не поднял бы его шлем, урони он его на дорогу.