Похороны чародея - [4]

Если бы вороны умели морщить клюв от отвращения, Ворон непременно так бы и поступил.

— С этим-то зловонным мешком навоза, Спэггом? Да ни за что на свете! Пожалуй, я останусь здесь и вскрою клювом парочку замков. В чистом поле нет кладовых. А мне нужно о животе своем думать, знаешь ли.

Птица улетела.

В это время суток на рынке шла бойкая торговля. В одной части площади продавались овощи, в другой — мясо, в северо-восточном углу — скот. Животные пыхтели, толкали друг друга, роняли свежий навоз на высохшие лепешки вчерашнего дня. И наконец, в последнем углу, где мошенники находили легковерных покупателей, лицедействовали всякие оригиналы и разводили руками отмеченные лучами луны — предсказатели судеб, врачеватели (будто в наше время можно излечиться хоть от чего-нибудь!), — обустроились торговцы самоцветами, поставщики слоновой кости и продавцы забавных безделушек. Там же торговал и Спэгг.

Спэгг продавал руки мертвых людей. Впрочем, не всех подряд: только женщин, убиенных главным образом из-за любви, и мужчин, погибших в основном из-за денег, причем, судя по всему, в мире деньги встречались гораздо чаще, чем любовь. Убийцу вешали, а потом Спэгг, располагавший специальным разрешением, отрезал их руки и продавал как «руки славы» — амулеты из рук повешенных, — которые обладали магическими свойствами, к примеру, способностью делать человека невидимым. Клиенты частенько высказывали Спэггу свое неудовольствие, но он неизменно ссылался на то, что для успеха колдовства требуется вера, и значит, чуда не произошло из-за неверия клиента, а вовсе не оттого, что «руки славы» негодны.

— Что? — встревоженно воскликнул приземистый волосатый человечек, завидя приближающегося Солдата. — Ну нет. Нет, нет и нет! Я уже однажды ходил с тобой в поход и снова идти не собираюсь. Мне и так чудом удалось вернуться. Вот уж я не собираюсь рисковать своей шкурой во второй раз.

— У тебя нет выбора, — жестко ответил Солдат. — Разве что ты предпочитаешь объяснять причину своей неохоты королевскому палачу.

Спэгг схватил со стола синюшную руку с распухшими костяшками и со всего размаху саданул ею по столу.

— Так нечестно, — захныкал он. — Я ведь собирался устроиться в храм на всю зиму.

— В этом году тебя все равно не примут. Я сказал им, что, когда мы путешествовали, ты осмеивал богов. Я сообщил, что ты поносил священников на чем свет стоит, сквернословил и богохульствовал.

— Врешь!

— Нет, не вру.

— Ну-ну, зря же ты сплетни наводил, доносчик поганый. Я просто разволновался тогда. Любой бы не выдержал и начал ругаться и сквернословить, когда за ним гонится шайка кровожадных гномов. Уверен, тут даже священник пропустил бы пару крепких словечек.

Солдат печально покачал головой.

— Вот видишь, именно из-за таких речей ты каждый раз умудряешься попадать в неприятности.

Спэгг медленно и неохотно накрыл свой прилавок и покатил его с рыночной площади.

— Не понимаю я тебя, — сказал он Солдату. — Я ведь тебе ужасно не нравлюсь. Зачем я нужен тебе в дороге?

— Мне весело в твоей компании.

— Ой, враль-то какой.

— Ну хорошо, скажем так: в Зэмерканде не много найдется людей, которых я бы захотел взять с собой, поэтому выбирать мне не приходится. Тебя я знаю. Я прекрасно осведомлен о твоей выносливости и храбрости — или скорее отсутствии таковых — и обо всех тонкостях твоего характера. Так почему я должен брать с собой человека, которой является для меня полной загадкой? С ним я не пойму, когда бежать, а когда стоять и биться на смерть.

— Со мной тебе всегда придется бежать.

— Вот именно. Я знаю, что могу спокойно принимать бой или, если быть точным, давать деру.

— Ну и клоун же ты, — проворчал Спэгг. — Сейчас лопну со смеху.

Тележку с товаром Спэгг запер в конюшне.

— К тому времени, как я вернусь, они уже все сгниют, — проворчал торговец руками, — рассыплются в прах.

— А ты их замаринуй.

— Да уж. Тут парочка из них с проказой, не припомню которые. Если положить их в уксус, так только гнить быстрее будут.

Наши путники забрали подготовленных для них лошадей, что ждали за воротами, и поскакали между красных карфаганских шатров. По пути Солдат принял пару-тройку приветствий от боевых товарищей — среди наемников о нем были хорошего мнения, и не столько потому, что он один из них, да к тому же капитан, а потому, что он не был гутрумитом.

Карфаганцы преданно защищали страну, но это не мешало им считать ее жителей жалкими и достойными сочувствия слабаками. Наемники были приземистыми людьми, темноволосыми и смуглыми, коренастыми, как маленькие бычки. Гутрумиты были повыше ростом, кожа побелее и к тому же отличались склонностью к худобе. Карфаганцев воспитывали воинами с колыбели. Гутрумитам приходилось становиться бойцами, такими, как капитан Кафф: их учили навыкам, которыми наемники из Карфаги были наделены от природы.

Солдат не принадлежал ни к одному из этих двух типов воинов. Его отличало некое врожденное умение обращаться с оружием да еще мастерство ведения боя, которому он обучился в каком-то ином месте. Его нетрадиционных приемов никто не мог предугадать. Где-то он научился разить людей без сожаления и такими способами, о которых никто в этом мире прежде не слышал.