Похоронное танго - [40]

— А что я должен сообразить? — очень я удивился. Но, по ней видно, она какие-то простые вещи имеет в виду, до которых и мне не допереть грех.

— Ладно, проехали, — она чуть улыбнулась. — Наблюдательный, но не очень догадливый, вот ты какой, дядя Яков. А я-то уж думала, что "У дядюшки Якова Товару есть всякого…"

— Может, и всякого найдется, — вздохнул я. — Только дайте мне самому разобраться, какой товар у меня имеется и где лежит, а то все перепуталось…

— Ладно, давай дальше распутывать. Тебе не показалось странным, что их так быстро освободили?

— А чего странного? Нас-то освободили. А уж их — тем более были должны…

— Совсем не "тем более". Против них улики покруче, чем против вас, и поосновательней этих улик накопилось. Одна кровь в багажнике чего стоит! При таких уликах не освобождают…

— Так ведь бандюги, — возразил я. — У них все схвачено. Да и адвокат расстарался, и деньги на залог есть…

— При таких уликах любые адвокаты и залоги могли бы бессильными оказаться, — резко ответила она. — Какие-то особые, дополнительные обстоятельства должны были сработать, чтобы они так гладенько на свободу выкатились. Ну?..

Я только глазами на неё лупал. Хоть убей, понять не мог, куда она клонит и, главное, чем мне это может помочь.

— Ну, это и впрямь из не слишком очевидного, — сказала она. — Просто ещё один нужный штришок добавляет… Вспомни теперь, кто настаивал, чтобы ты на себя убийство Шиндаря взял?

— Да оба они, — растерянно ответил я.

— Понятно, что оба. А кто больше?

— Вроде… Ну да, вроде, Николай! Когда адвокат заговорил о том, что, может, и правда, стоит убийство на Горбылкиных повесить, а меня в покое оставить, даже Владимир, вроде, дрогнул и заколебался, продолжать давить на меня или нет. А вот Николай — тот уперся. Нельзя, мол, Антона Горбылкина топить, он нам ещё пригодится, пущай этот — я, то есть — отдувается! Ну, Владимир и уступил ему меня. Ему-то, по большому счету, было до лампочки.

— И Николай же назначал срок, когда ты сдаться должен?

— Точно! Это Николай заговорил про "послезавтра утром" и что "до послезавтра время терпит". А Владимир, опять же, заранее был на все согласный, словно вопрос этот Николаю на откуп отдал. Сказал бы Николай "через пять минут" — и Владимир поддержал бы, что, мол, через пять минут иди с повинной, сказал бы Николай "через неделю" — и Владимир бы согласился, что неделя сроку у меня имеется.

— То есть, расчет времени, когда ты должен милиции сдаться, был для Николая-Фомы намного важнее, чем для Владимира-Губы?

— Выходит, так, — согласился я. Я уж и отчаялся уразуметь, куда она гнет, и просто плыл по течению — куда-нибудь да вынесет!

— И, при этом, с адвокатом больше общался Владимир-Губа, так? Он и все темы с ним обсуждал, и на вопросы его отвечал, и успокаивал его, когда адвокату казалось, что Владимир с Николаем зарываются и могут себе лишние неприятности нажить? И очень нормально успокаивал — но при этом какими словами?

— Ну, смысл все время был один и тот же: "Я тебе потом объясню, не сейчас".

— Можно из этого сделать вывод, что адвокат "принадлежит", так сказать, Владимиру, и не было бы Владимира, адвокат — Валентин Вениаминович этот, так? — никого бы спасать не помчался?

— Наверно, можно… — я ответил не то, чтобы неуверенно, не то, чтобы робко и осторожно, а, опять-таки, подрастерявшись.

— До сих пор не понял? — спросила она.

— Да что я понять-то должен?! — не выдержал я.

— Хорошо, последний раз разжевываю, — вздохнула она. — Есть человек, который, сохраняя ледяное спокойствие, в два-три вопроса загоняет тебя в угол, и при этом его "пустые" глаза как будто насквозь тебя видят. То есть, не по-бандитски допрашивает, без угроз и без рыка, а играя с тобой как кошка с мышкой, да ещё мышку подпоить-подкормить готов, чтобы легче мышка в мышеловку прыгнула. Кстати, и прощупывать глазами бандиты не умеют. А за всем поведением Владимира, когда он допрашивал тебя, чувствуется долгая закалка, долгая и крепкая профессиональная выучка…

— Выучка следователя! — я так и подскочил. Действительно, как она мне все разжевала и определенные моменты заострила, все настолько простым стало казаться, что прямо самому сделалось удивительно, как я намного раньше не додумался…

— Вот именно, — она кивнула. — И не просто следователя, а следователя КГБ — заметь, я говорю именно КГБ, а не ФСБ и не что-нибудь другое, потому что ту, прежнюю организацию в виду имею, с её особыми законами и её особыми людьми — повадки у него работника одного из тех отделов, которые всегда добивались, чтобы люди выложили им полную правду.

— И что мы имеем? — осведомилась она, увидев, что я молчу. — Ну, дядя Яков, что? — она несколько раздраженно стряхнула пепел. — А имеем мы опытного работника КГБ, который сейчас по каким-то причинам прибился к бандитам. И не просто прибился, а занял место на самой вершине местной мафии.

— Только когда он опытным успел стать? — задал я вопрос. — На вид, ему за тридцать, притом не то, чтобы очень за… Для бандитского авторитета самый сок, но ведь он должен был ещё как минимум несколько лет до авторитета подниматься, вот и выходит, что "органы" он должен был бросить не позже двадцати пяти, и при этом, все равно, прежнее КГБ только краешком успел застать…