Похоронное танго - [12]

Я как увидел, в какой дом мы завернули, так совсем обомлел. Чудной дом и, если честно говорить, нехороший. Раньше в нем старикан один обитался, с девчонкой, малость мне знакомый, и у него я подшабашивал, да уж несколько лет, как и он пропал, а до того, слухи ходили, что-то совсем отчаянное с этим домом произошло, вроде того, что цельную семью там вырезали, и связываться с этим домом никто не хотел. И вот ведь что удивительно: сколько лет этот дом простоял заброшенным, без ремонта, без присмотра, а хоть бы хны ему. Почти как новенький. Не то, что не просел совсем, а даже все стеклышки целы — словно у местных пацанов, которые во всех пустующих дачах окна бьют, особливо заледенелыми снежками под Новый год (за что дачники, в мае появляясь, их каждый год проклинают, новые стекла вставляя), кто руку отводил, не иначе. Потому что пацанву никак не удержишь, сами понимаете, да и кто будет за ними следить, пока у постоянных жителей со стеклами не шалят? Словом, таким крепким стоит дом, что чудится: есть в нем собственная сила, покруче человеческой, и самообновляется он, или домовой в нем водится, а то и иная нечисть, которой важно, чтобы порядок в хозяйстве был. Конечно, не мешало бы кое-что подкрасить, наличники подновить — так это и у ухоженных домов сплошь и рядом, не найти хозяина, у которого бы до всего на свете руки доходили.

А она на меня оглянулась, как в калитку вошла.

— Чего раззявился? — спросила.

— Так вы… Так вы, — говорю, — Катя? Сколько лет прошло, как вы не появлялись, так вот и не признал. Я-то вас маленькой девочкой помню.

— Нет, — отвечает, — я не Катя. Меня Татьяной зовут. А у Кати я дом купила.

— У Кати?.. Выходит, дед её помер?

— Да. Как помер, так она дом и продала. Год назад еще.

— Ну да… — прикинул я вслух. — Ему ведь невесть сколько лет было, все срока вышли. Странно, что до прошлого года дожил. А я вас как-то не видел до сих пор.

— Я редко бываю, наездами. Давай, пошевеливайся, в дом мешок заноси.

Я докатил тачку до самой открытой веранды, взвалил мешок на плечо, потопал в дом вслед за этой Татьяной. Ну да, думаю, хоть и лет семь прошло, все равно Катя помладше должна быть, да и не сумела бы она взлететь так высоко, как эта красотка, от которой прямо несет большими деньгами. Для того не в наших краях обитать надо, а в Москве или в Питере, да и там в первую очередь не сгинуть, хищную хватку иметь, так? Я-то в городах почти не бывал, но представляю, что там делается, а насчет хищной хватки — вот чего у Кати никогда не было, с самого младенчества, это при одном взгляде на неё читалось. Скорей бы её съели, чем она кого-нибудь съела. Интересно, не крутанула её эта красотка вокруг пальца, в смысле цены за дом?..

А эта красотка, Татьяна, ведет меня вправо, в большую пустую комнату, где только и имеется, что огромный дубовый стол, того ещё производства, в длину вытянутый и с резьбой на ножках, и доски стола так плотно пригнаны, что ни на волосинку между собой не разошлись.

— Клади её здесь, — сказала Татьяна, кивая на стол. — И отдышись маленько. А я тебя хорошо отблагодарю.

А сама, значит, спокойненько так вытаскивает тело из мешка, укладывает на столе и начинает внимательно разглядывать.

— Да мне бы… — я стою, переминаюсь с ноги на ногу. — Если делать больше нечего, так я бы пошел…

— Пойди в соседнюю комнату, — говорит она, не оборачиваясь, — выдвини левый верхний ящик туалетного столика — того, что с зеркальцем — и принеси мне увеличительное стекло. И не вздумай ничего спереть. Убью.

И так небрежно она это бросила, что прозвучало её "убью" совсем как шутка. Только, подумалось мне, не очень-то стоит шутить с этой Татьяной.

И я покорно топаю в соседнюю комнату, выдвигаю ящик, мне указанный, а когда, найдя увеличительное стекло, поднял глаза… Батюшки мои! Кое-что мне стало ясно, при том, что ещё больше все для меня запуталось.

Дело в том, что я вижу всю её, эту самую, парфюмерию и косметику — и понимаю, откуда у "таджички" и помада дорогущая взялась, и лак для ногтей таких благородных переливов, что даже мне, деревенщине неотесанной, было понятно: лак этот не с нашенских лоточков, он, небось, чуть не прямиком из Парижей с Америками к нам добрался. Вот откуда все её великолепие взялося, из этого дома! И если б даже я не увидел пустых мест между аккуратно расставленными палочками губной помады, туши для ресниц и прочими женскими радостями, я бы по качеству товара все равно допер… Выходит, эта Татьяна ещё на зиму запасец себе в доме оставила, а "таджичка", значит, лазая по окрестностям, и в этот дом проникла! Дурной славы его не убоялась, вот так. Уж не за это ли и поплатилась? А может, она и что другое уперла, намного более ценное? И кто её пытал? Эта Татьяна? Я уж видел, что сильна девка, с ней и мужик не всякий справится. Но где, в таком случае, была "таджичка" с тех пор, как её "похоронили"? Совсем головоломная история выходит, и уж не знаю, кто в ней разобраться сумеет.

А пока несу этой Татьяне, владелице дома, увеличительное стекло. Она молча приняла, только кивнула, типа того, что "спасибо" обозначила. И стала теперь через увеличительное стекло тело рассматривать. Мне на "таджичку" и глядеть-то страшно, так девчонку изуродовали, а Татьяна будто твой врач приглядывается. Живот ей осмотрела, ноги раздвинула… И, продолжая изучать, говорит: