Походы викингов - [50]
Искусство древнего скандинавского стихосложения в большой мере заключалось в умении умножать число кемпингов. Наиболее распространенными были кеннинги: битвы («вьюга копий», «встреча мечей», «звон оружия»), воина («ясень битвы»), конунга («раздаватель колец», «правитель встречи мечей»), корабля («морской конь»), моря («дорога китов»), золота («огонь моря», «огонь воды», «пылающий голос жителей пещеры»), меча («змея битвы», «звенящая рыба кольчуги»), крови («волна битвы», «море меча», «пиво ворона», «напиток воина»), трупа («пища волка»), ворона («лебедь пота шипа ран»: «шип ран» — меч, а «пот меча» — кровь), огня («враг дома», «горе ветвей», «зло дерева»), неба («дом ветров», «корабельный сарай бури») и т. п. Нередко кеннинги были очень сложными. Таков, например, один из бесчисленных кеннингов человека: «расточитель янтаря холодной земли кабана великана», где «кабан великана» — это кит, «земля кита» — море, «янтарь моря» — золото. Человека можно было назвать «метателем огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев», ибо «конь корабельных сараев» — корабль, «луна корабля» — щит, «ведьма щита» — секира, «вьюга секир» — битва, «огонь битвы» — меч.
При крайней вычурности и запутанности скальдические кеннинги вводят нас в мир звенящих мечей и обагренных кровью секир; кораблей, увешанных по бортам разноцветными щитами и мчащихся по бурным волнам под раздутыми северным ветром парусами; воинов, охваченных жаждой славы и богатства; конунгов, которые повелевают дружинами, раздают своим воинам оружие и кольца и устраивают для них пиры, — в мир викингов. Но в этом мире, неотъемлемыми аксессуарами которого были вороны и волки, пожирающие трупы, и обильно льющаяся кровь, вместе с тем высоко ценилась поэзия («напиток Одина», «мёд великанов») и слагались песни («прибой дрожжей людей костей фьорда»).
Часть кеннингов ныне непонятна. Но современникам их смысл был ясен; эти кеннинги, подчас связанные с мифологией и религиозными представлениями, порождали у древних скандинавов определенные ассоциации. Видимо, сложная структура песен скальдов и наличие в них условных оборотов объясняются магической ролью, которую выполняла эта поэзия. Стихотворение могло укрепить душу воспеваемого, но могло и повредить. Известно, например, что за песнь, сочиненную в честь исландцев скальдом Эйвиндом, каждый бонд внес монету, и из собранных денег была отлита серебряная пряжка для поэта. Существует предположение, что особенности размеров скальдических стихов обусловлены языком магии. Не случайно Снорри считал творцом скальдического искусства Одина. В одной саге рассказывается, как от хулительного стихотворения, произнесенного скальдом, на ярла, против которого оно было направлено, напал ужасный зуд, в палате его стало совершенно темно, оружие, сорвавшись со стен, где оно было по обыкновению развешано, стало само убивать приближенных ярла. В поэзии скальдов очень сильны пережитки магической функции слова. Конунги старались держать при себе по нескольку скальдов, и о редком из норвежских государей и ярлов той поры не сохранилось хотя бы одной панегирической песни. Вместе с тем существовали особые «хулительные песни», которые сочинялись с целью погубить тех, о ком они говорили. По исландским законам сочинителю и исполнителю хулительных стихов грозил штраф или даже объявление вне закона. Поэзия и магия, слово и действие представлялись неразрывно связанными. Здесь мы опять-таки сталкиваемся с верой в прямую, непосредственную действенность искусства, отражающей присущий скандинавам эпохи викингов дух активности и борьбы.
Исследователи поэзии скальдов отмечают, что в развитии размеров которыми пользовались скандинавские поэты, произошел скачок. Этот переход от архаических размеров к более сложным (к скальдическому «дроттквету») совершился в связи с превращением безличного продолжателя поэтической традиции, не сознававшего себя автором, в сознательного творца стихотворной формы, какими являлись уже древнейшие из скальдов[97]. Такой скачок совершился к началу эпохи викингов. Возникает вопрос: не отражает ли этот переход к личному авторству в поэзии более широких сдвигов в сознании скандинавов кануна эпохи викингов, сдвигов в направлении известного развития индивидуальных черт человека, начавшегося освобождения его самосознания от господства коллективных, родовых представлений, в которых до того растворялось его мышление? В стихах скальдов постоянно подчеркивается личный характер их поэзии. Вспоминается одна черта изобразительного искусства начального периода эпохи викингов: изучая резьбу на деталях корабля, саней и других деревянных предметах из погребения в Усеберге, норвежский исследователь X. Шетелиг пришел к выводу, что это произведение нескольких весьма различных между собою мастеров, работавших в разных стилях. Шетелиг называет этих мастеров «старым академиком», «барочным мастером», «импрессионистом», мастером, работавшим под влиянием каролингского искусства, и т. д.»[98]. И хотя вопрос о мастерах Усеберга продолжает вызывать споры[99], индивидуальность творчества этих резчиков по дереву стоит сомнения.
В книге обсуждаются судьбы советской исторической науки второй половины XX столетия. Автор выступает здесь в роли свидетеля и активного участника «боев за историю», приведших к уничтожению научных школ.В книге воссоздается драма идей, которая одновременно была и драмой людей. История отечественной исторической мысли еще не написана, и книга А. Я. Гуревича — чуть ли не единственное живое свидетельство этой истории.
Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения.
На протяжении многих столетий исландский народ играл роль хранителя культурных традиций древней Скандинавии, развивал и обогащал их. Среди произведений средневековой скандинавской литературы видное место занимает сочинение крупнейшего исландского историка Снорри Стурлусона «Хеймскрингла» («Саги о норвежских конунгах»), в которой изображена история Норвегии и других стран Северной Европы, а также содержится много сведений о соседях скандинавов, в том числе и о Руси. «Хеймскрингла» представляет большой интерес не только как исторический источник, но и как памятник скандинавской культуры, запечатлевший специфическое мировосприятие, отношение к времени, к человеческой личности, восходящие к эпохе викингов этические ценности и нормы поведения.
Во втором, дополненном издании книги (первое издание - 1972 г.) воссоздаются определенные аспекты картины мира людей западноевропейского средневековья: восприятие ими времени и пространства, их отношение к природе, понимание права, богатства, бедности, собственности и труда. Анализ этих категорий подводит к постановке проблемы человеческой личности эпохи феодализма. Под таким углом зрения исследуется разнообразный материал памятников средневековья, в том числе произведения искусства и литературы. Для специалистов - эстетиков, философов, искусствоведов и литературоведов, а также широкого круга читателей, интересующихся историей культуры.
Книга известного советского ученого-медиевиста продолжает и развивает исследование западноевропейской средневековой культуры с необычной точки зрения: посредством анализа письменных текстов как бы восстанавливается миропонимание широких слоев народа, не имевших доступа к письменности. Автор рассматривает саги и песни, записи "видений" и нравоучительные "примеры", средневековую проповедь, церковные ритуалы и культы, различные свидетельства о драматичной "охоте на ведьм" в конце Средневековья и начале Нового времени и из этих источников черпает обширный материал для воспроизведения духовного содержания жизни средневекового простолюдина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.