Походный барабан - [160]

Ключ исчез.

И наши шансы исчезли вместе с ним, если только…

— Отойди! — сказал я и засунул одну из своих свинцовых труб за ручку калитки, рядом с гнездом, куда входил засов.

Вторую я подвесил на бечевке к петле, а потом поджег оба фитиля.

— Назад! — крикнул я. — Отойди!

— Что это? — Отец схватил меня за руку. — Что ты делаешь?

— Китайцы называют это «хуо-яо», химическим огнем, — не очень вразумительно объяснил я.

Топот бегущих ног приближался; снаружи в калитку колотил стражник.

Огонь полз по шипящим шнурам. Сердце мое лихорадочно колотилось. А вдруг слишком мокро? А вдруг в книге ошибка? Наполовину боясь сил, которые я мог выпустить на свободу, я отступил назад, увлекая за собой отца и девушку.

Правда ли это? То, что я когда-то давно читал в Кордове? Что гром, молния и разрушение скрыты в этом порошке?

К нам мчались вооруженные люди, в свете факелов поблескивали обнаженные клинки. Теперь они бежали через сад, между деревьями…

Ночь разлетелась вдребезги, расколотая вспышкой, рванулось вверх чудовищное полотнище пламени, потом второе. Что-то пронеслось мимо моей головы с сердитым ворчанием, и нас окутали клубы удушливого дыма.

Люди позади нас остановились, ошеломленные громоподобным грохотом, дымом и чудовищными световыми вспышками. Сквозь дым мы увидели разбитую вдребезги калитку, остатки которой держались только на нижней петле.

Отец первым проскочил в дыру, мы последовали за ним сразу же. Наружному стражнику оторвало голову и руку по самое плечо — только это я заметил на бегу, когда мы карабкались по гладко выметенным бурей камням на склоне горы и спрыгивали с них, мне было некогда смотреть по сторонам, ибо, словно из зависти к нашему взрыву, буря разразилась со всей яростью.

Пламенные копья молний с грохотом вонзались в горный склон, разрывая завесу туч извивающимися огненными змеями, которые с невероятной скоростью метались среди обнаженных горных вершин.

Мы с криком мчались во тьму ночи, обезумев от радости освобождения, а вокруг нас и впереди бежали рабы, тоже освобожденные.

Мы падали, карабкались, рвались вперед, безумие наше не ослабевало. Прямо под нами был луг, и — да будет благословен Аллах! — из темноты выезжал Хатиб с лошадьми. Над нами возвышались массивные стены Аламута — и вдруг, словно из-под земли, возникла дюжина солдат.

Отец, опьяненный, как берсеркер29, свободой, бурей и ощущением долгожданного меча в руке, метнулся им навстречу и смахнул ближайшему голову с плеч, а потом на них обрушились рабы. Один запрыгнул на плечи солдату и стал выдирать ему глаза длинными пальцами-граблями.

Я видел только поблескивание клинков в фантастическом свете молний, а гром все катил гигантские барабаны на стены Аламута.

Кровь пропитала рубашку у меня под кольчугой, кровь из раны на шее. С мечом в одной руке, поддерживая другой девушку, мы прорывались вперед, и вот уже лошади рядом, и Хатиб криком призывает нас…

Мы прыгнули в седло: отец — на жеребца, я — на Айешу. Девушка вскочила на голую спину второй кобылицы.

И мы помчались наперегонки с бурей туда, куда вел Хатиб.

Молот бури колотил по наковальне горы; дождь хлестал нам в лица, молотил по спинам. Мы метались по лугу из стороны в сторону, увертываясь от солдат, пытавшихся остановить нас, и от рабов, приветствующих нас; а потом мы оказались в ущелье и поползли из него вверх по узкому карнизу, державшемуся на скале лишь силой воображения, прямо сквозь струи водопадов, рушащихся с горы.

И вдруг в яркой вспышке молнии возник перед нами иссиня-серый и белоснежный Трон Соломона!

Когда утреннее солнце прорвалось сквозь рассеивающуюся бурю, мы ехали по голому скальному склону, потом по тропе, проложенной джиннами, а затем попали в город, который был там, где никакого города быть не могло.

Хатиб ухмыльнулся при виде моего изумления:

— Он был построен как убежище от Дария, может быть, дайламитами, а может, и… кем?

Древний город с древней обителью на горе, куда люди больше не приезжают. Потом Хатиб указал костлявым пальцем на следы на земле — свежие следы:

— Нет… Быть не может!

Мы вчетвером пересекли небольшую долинку и поднялись к разрушенной стене. Ворот не было уже, только пустая арка и башни по сторонам, с которых уже обваливались камни. Наши лошади нащупывали путь между камней своими изящными копытами.

Под широким, пустым небом, с которого тучи сбежали, словно рассеянная отара овец, лежали пустынные улицы, стояли дома без крыш; стук копыт отдавался в развалинах гулким эхом. За рамкой арки стоял храм, балансируя на буром склоне — одинокая колонна, словно призывающий к вниманию палец, указывала в небо… А потом раздался дробный стук других копыт, и мы остановились.

Мы ждали.

Дюжина всадников и Махмуд.

По собственной воле Айеша шагнула им навстречу, подняв голову и раздувая ноздри.

— Махмуд! — мой вызов звонким эхом отразился от стен. — Махмуд! Ты и я… один на один… ну!

— Я тебя убью, школяр! Я всегда был лучшим бойцом!

Айеша шагнула к ним; она знала свое дело, эта юная дама, так же, как в тот, давний уже день, в бою против князя Юрия.

Он помчался на меня, плащ развевался за плечами. Он всегда был хорошим мечником. Я отразил его удар, но это его не обескуражило, он развернулся и снова кинулся в атаку. Он поднял клинок, а мой в этот миг оказался слишком низко. Вот его меч, ускоряясь, пошел книзу, и на его лезвии неслась смерть.