Присутствие императора в Париже успокаивало, однако, даже самые острые опасения. Его энергичные мероприятия служили как бы диверсией. Уже замечалась повсюду изумительная активность.
Все организовывалось, все создавалось как бы по волшебству. Миллионы собственной казны императора и особого фонда были извлечены из погребов Тюильри и заимообразно предоставлены государственному казначейству315.
Император делал вид, что он руководствуется мирными намерениями. Многие склонялись к мнению, что для достижения мира надо усвоить те взгляды, которых, по-видимому, держится сейчас Австрия. Мир считали настолько необходимым для всех, что не сомневались в возможности заключить его, если только император будет проявлять умеренность, а настоящий момент считали самым благоприятным для того, чтобы уговорить императора согласиться на некоторые жертвы. При этом надо отметить одно обстоятельство, которое не ускользнет, конечно, от истории, ибо ничто не может дать более правильное понятие о всем известной твердости характера и упорстве императора: несмотря на наши неудачи и наши бедствия, несмотря на успехи русских и предательство пруссаков, представление о закаленном характере императора, о его железной воле и о его планах расширения Франции было таково, что, по общему мнению, препятствия к умеренному миру могли возникнуть скорее с его стороны, чем со стороны России, а между тем, после того как русская армия переступила границы своей страны и не была больше ей в тягость, требования России и ее планы мщения должны были расти и побуждать ее не так спешить с переговорами.
