Поход изгоев - [4]

– Да, – сказал Сигрит.

Альбрехт рванул свиток.

»…Он обвиняется в нарушении королевского закона, в том, что он спровоцировал дворянина Гюнтера Крилинга на дуэль в стенах королевского дворца, дуэль была вызвана безнравственным поведением обвиняемого с женой Гюнтера леди Киреной, дело которой уже рассматривается в суде. Во время дуэли в стенах дворца обвиняемый убил Гюнтера, который был дворянином и, следовательно, находился под защитой Королевского Закона. Такая распущенность нравов и убийство дворянина, как сказано в королевском указе, наказывается смертной казнью».

– Ясно, – сказал Сигрит. – А теперь я хочу, чтобы все оставили нас. Милорд, Камергер, Винчи, охрана. – Его глаза остановились с неудовольствием на полуволке Эро. Их сохранилось много со времени великой мировой катастрофы, но к ним доброжелательно относились только в герцогстве Вольфсгейм, где они ценились, как стойкие и мужественные солдаты. – И ты, добрый Эро, – добавил он, чтобы Альбрехт не почувствовал себя обиженным.

– Но, ваше величество, – запротестовал Альбрехт. – Ведь перед вами стоит убийца…

Сигрит бросил на него холодный яростный взгляд.

– Он не вооружен. – Король поднял Большой Меч Бурна. – Ты думаешь, что я беззащитен?

– Прошу прощения, – пробормотал Альбрехт и рявкнул приказание охране. Голт неподвижно стоял, пока они уходили. Их кованые сапоги звенели подошвами по мраморному полу. Звуки их шагов эхом раскатились по залу и затихли под сводами потолка. Все вышли, и дверь за ними захлопнулась с громоподобным звуком. Сигрит сидел неподвижно, пока все звуки не затихли и не воцарилась тишина. Эта тишина показалась Голту совершенно невыносимой. Глаза короля непрерывно смотрели на Голта.

– Ты не сказал ни слова против леди Кирены, – наконец заговорил король.

– Во всем следует винить только меня, – ответил Голт.

– И понесешь наказание, – холодно ответил Сигрит. – Если бы ты не вел себя по-свински и с ней.

– Ваше величество правы, – сказал Голт.

– И все же она тоже виновата в том, что произошло. Ее дело уже рассмотрено, и она навсегда изгнана из Бурна. Твое преступление гораздо тяжелей. Нарушить королевский указ прямо в стенах дворца, убить дворянина, – ты знаешь, как я неумолим в таких случаях.

– Знаю, сэр.

– И если у тебя нет веских оправданий твоего поступка, ты поплатишься своей головой.

Голт долго стоял молча. Было, конечно, обидно, постыдно, ужасно умереть такой глупой смертью, и хорошо, что его отец умер и не видит этого позора. И когда Голт обдумал все, что произошло с ним за последние два дня, он почувствовал, что у него нет и желания жить. Сигрит не мог осудить его так же сурово, как Голт осудил себя сам. Кровь Гюнтера была на его руках, и жить с нею было бы позорней, чем умереть.

Затем он заговорил:

– Сэр, мне нечего сказать.

Сигрит сидел неподвижно. Затем он вздохнул и яростно выругался.

– Будь ты проклят, горячая голова!

– Сэр…

– Молчи, если тебе не дали разрешения говорить! – гневный голос Сигрита прозвучал, как удар грома. Он взмахнул мечом и вскочил с трона. Сбросив с плеч горностаевую мантию и сняв с головы корону, он соскочил с возвышения и начал расхаживать по залу. Он стискивал в руке Большой Меч.

Голт стоял поджав губы, ему было страшно.

Ни один смертный не мог смотреть на Сигрита без страха, когда он был в гневе.

Затем король остановился, резко повернулся. Глаза его метали голубое пламя, рот был перекошен.

– Твой отец, – сказал он, – был моим другом с самого детства. Бок о бок мы с ним сражались во многих битвах с варварами Темных Земель. Не раз его доблесть и истинное искусство спасали мою жизнь. А ты – по всему было видно, что ты должен был стать великим воином, даже более великим, чем был твой отец, стать моей правой рукой на северных границах империи, ты, на кого я возлагал надежды, кем гордился, как сыном! И ты, со своим пьянством и грязной похотью, оказался в таком положении! – лицо его побагровело, каждая прядь бороды топорщилась, выражая негодование. Он взмахнул мечом. – Теперь мне придется убить тебя!

– Ваше величество, если вы этого хотите, я готов! – сказал Голт без всякой напускной бравады. Он был удивлен, что голос его прозвучал твердо и уверенно.

– Ах ты, молокосос! – вскричал Сигрит, придя в еще большую ярость. – Ты думаешь, что я палач? Если тебе суждено потерять ту глупую погремушку, которая сидит у тебя на плечах, то это сделает не Большой Меч Бурна. Ты будешь казнен на эшафоте, как обычный преступник.

– Я готов и к этому, – сказал Голт. Сигрит взглянул на него.

– А почему ты не скажешь, что во всем виновата эта паршивая сука Кирена? Ведь из-за нее все произошло и мне приходится подвергать тебя наказанию!

– Милорд, я взрослый человек. Я несу ответственность за свои поступки и не возлагаю вину на женщин.

Сигрит долго смотрел на Голта горящими глазами. Затем глубоко вздохнул.

– Хорошо сказано, – пробормотал он спокойным тоном. – Даже если бы ты возложил свою вину на нее, это тебе не помогло бы… – он провел ладонями по лицу. Это было бы слишком легко и просто.

– Он помолчал, яростно теребя свою бороду. – Я хочу наложить на тебя более суровое наказание. Я потребую от тебя, чтобы ты стал взрослым.