Поход Армии Проклятых - [28]

– Как эти осы, жалящие всех без разбора и сомнения, будьте сильны духом! Пусть видения, одолевающие разум, покажутся смешными и глупыми! Пусть прочь уйдет боязнь и вернется боевая ярость!

Добравшись до головы колонны, Сорген повернулся и громовым возгласом: "Хоранес!" снял каменное заклятие. Вопли ужаса, что готовы были слететь с губ солдат до их зачарования, наполнили ночь; однако, все они немедленно сменились совершенно другими криками. Наемники дружно принялись посылать тьме проклятия и грозить кулаками невидимым демонам. Один из воинов, широкоплечий нарданианец Озуга, славившийся своей тупостью и храбростью, выхватил меч, спрыгнул с седла и ринулся к лесу, крича, что демонам лучше побыстрее утопиться в море, ибо он намеревается убивать их всех медленно и мучительно. Соргену пришлось обездвижить Озугу еще раз, потому как рубакой он был отменным и лишаться его не хотелось.

Собрав отряд в плотную группу, колдун выжег в джунглях большую плешь, на которой они развели десяток костров. Коней привязали к вбитым на самой середине плеши кольям и стреножили – почти на всех животных, за исключением разве что Дикаря и Красавчика, проклятье тоже действовало. Тем не менее, кони вели себя буйно и порывались сбежать; в конце концов Соргену пришлось усыпить их. Затем всю ночь он просидел у костров, не смыкая глаз и готовясь к бою. Хруст ветвей, рев чудовищ и мелькание на границе света и тени зловещих силуэтов не прекращались до самого рассвета. Усталый колдун прилег прямо на землю; магия его постепенно рассеивалась – но опасности больше не было. Хак и Лимбул заботливо переложили хозяина на одеяло и закрыли сверху еще одним.

Следующий день они провели в быстром марше без остановок. Солдаты молча жались друг к другу, лошади испуганно храпели на каждом шагу. Задолго до нового заката дорога привела отряд в разрушенный город – по-видимому, в саму Мирзазе. Деревья словно бы опасались вторгаться на его территорию; они обступали скопище руин плотным кольцом, внутрь которого смогли проникнуть лишь несколько хилых стволов. Камень, слагавший стены здешних домов, когда-то был белым – теперь он посерел и искрошился. Плотный бурый лишайник покрывал останки зданий, превращая их в застывших чудищ, ожидающих жертву. Все малейшие выступы и трещины густо поросли мелкой сорной травой, по полуобвалившимся колоннам скользили плети лиан с мелкими, дурно пахнущими цветами белого цвета.

Время стерло различия между домами богачей и бедняков, оставив от большинства из них одни лишь кучи камней. Площади превратились в холмы с травянистыми склонами. На многих из них, ближе к низеньким вершинам торчали верхние части скульптур, по большей части потерявших всякие формы. Улицы стали неглубокими ущельями с каменистыми склонами и неровным дном; нигде не было ни единого следа живых существ. Молчали птицы, не сновали вездесущие обезьянки и летучие белки… Руины, буйная трава, высокое небо зловещей безжизненной синевы и палящее солнце, клонящееся к горизонту.

Едва очутившись в черте города, Сорген почувствовал, как больно сжимается сердце.

– Какое зловещее запустение! – пробормотал он, ничуть не заботясь, что голос дрожит. – Сам воздух пропитан ядом, вызывающим упадок духа и сил. Понятно, отчего люди не смогли здесь жить: очевидно, никто не мог пробыть здесь дольше пары дней и не потерять рассудок. Мне это кое-что напоминает…

– Что? – прошептал Лимбул еле слышно.

– Мой родной замок, дружок. Там тоже гулял ветер, а стены заросли травой и лишаями.

– Из нашего дома тоже все ушли, – вдруг сказал Хак и тихонько хлюпнул носом.

– Да, – Сорген невесело улыбнулся и добавил: – Хак – мой духовный брат. Он меня понимает, как никто другой. Я люблю его.

Руины города тянулись бесконечно. Очевидно, в момент своего расцвета Мирзазе была крупнейшим городом Приморья – и оставалось только догадываться, что за силы и по какой причине превратили ее в пустыню. Пробираясь по извилистым улочкам, отряд выбился из сил очень быстро. Даже Сорген был уверен, что вскоре свалится вниз и разобьет себе голову об очередной камень… Поэтому, оказавшись на большой «поляне», отороченной похожими на гнилые зубы развалинами, волшебник велел разбивать лагерь. У солдат не было сил на спор: они боялись оставаться в проклятом городе и не могли продолжать путь. Как попало они повалились прямо в траву; даже кони легли и беспомощно вытянули шеи вдоль земли. Соргена это пугало. Слишком похоже на то, что никто не встанет после этого привала… Однако, ему не хотелось шевелить и пальцем, чтобы принять какие-то меры. Упав на колени, он смог только оглядеться. Вокруг не было ничего примечательного.

– Наверное, это не главная их площадь? – пробормотал он голосом засыпающего человека.

– Почему? – так же сонно спросил Лимбул.

– Здесь не видно ничего, поражающего воображение, как это принято в Приморье. Для такого большого города подошло бы нечто вроде десятисаженной статуи Наодима, изливающего из себя их ненаглядное Море.

– Я слыхал, что тутошней достопримечательностью был зверинец, – прохрипел Гримал, уже валявшийся на земле и смеживший веки. – Там держали самых жутких хищников, каких только могли найти. Им в клетки бросали преступников.