Похитители - [79]

В изножьи кровати внезапно показалась тень, и девушки испуганно вздрогнули. Джим Хендершолт в побелевших от пыли рабочих брюках, как всегда бесшумно, поднялся по лестнице на второй этаж и сейчас стоял у кровати и разглядывал их со слабой сардонической усмешкой. Лицо и руки у него тоже были выпачканы мраморной пылью. Казалось, весь он покрыт белой коркой, и только красные глаза холодно и мрачно смотрели на них, будто все знали.

— О чем болтаете, девочки? — полюбопытствовал он.

— Да так, о всякой ерунде. О нарядах и кино, — смущенно ответила Барбара. Кэрол спросила себя, как долго Большой Джим поднимался по лестнице и сколько из их разговора успел услышать, прежде чем они заметили его? Она испуганно вздрогнула, когда увидела Джима, но больше на него не смотрела. — На сегодня закончил? — поинтересовалась Крошка.

Большой Джим зевнул.

— Да, сегодня я много сделал. Не сделаешь мне гамбургер?

— Конечно! Я мигом! Я только что предложила Кэрол пойти вниз посмотреть кино…

Джим бросил на Кэрол Уоттерсон сочувственный взгляд и сказал:

— А по-моему, Кэрол сегодня здорово устала. У нее сонный вид.

— Пожалуй, ты прав. А я и не подумала, что она может устать. Хочешь спать, Кэрол?

Кэрол опустила гребень и посмотрела на Большого Джима с легкой враждебностью.

— Если он говорит, что хочу, то хочу.

Вместо ответа Джим подошел к жене, протянул руки, напрягся и немного отклонился назад, пока она поднималась со стула.

— Ап! — весело воскликнул он.

Крошка смущенно захихикала и поправила платье. Она нежно посмотрела на мужа.

— Иди вниз, — сказал Большой Джим. — Я сам уложу Кэрол спать.

На то, чтобы спуститься, у Барбары Хендершолт ушло три или четыре минуты. Джим стоял у окна и смотрел на улицу, сцепив руки за спиной.

— Мой дядя относится к людям, которые привыкли рано ложиться и рано вставать, — сообщил он. — Поэтому он так и не повесил на окна в спальне жалюзи и занавеси. Ему нравится рисовать рано утром при первых лучах солнца.

— А где сейчас твой дядя? — поинтересовалась Кэрол.

— В Греции. Кажется, в Гидре. Говорят, там потрясающий свет.

— Он хороший художник?

Большой Джим отвернулся от окна и чересчур медленно пожал плечами. Уголки губ приподнялись, как бы добродушно признавая посредственный талант дяди.

— Жаловаться ему не на что: у него есть последователи, его картины покупают.

— Наверное, он не знает, для чего ты используешь его дом.

Большой Джим рассмеялся.

— Правильно, не знает. Дядя здорово удивится, когда все выплывет на поверхность. Но думаю, он сумеет извлечь пользу из славы.

Джим Хендершолт вернулся к постели. Ходит он, как утка, размахивая слишком длинными руками, подумала Кэрол. Она напряглась под суровым взглядом его глаз и как всегда испугалась кровожадного характера и осмотрительно спрятанной мании величия.

— Тебе никогда не стать хорошим скульптором, — заявила она со злостью, желая побольнее уколоть Хендершолта. — У тебя никогда не будет подражателей, и тебе никогда не продать ни одного своего отвратительного истукана.

Сейчас на лице Джима Хендершолта появилось выражение, как у святого, терпящего незаслуженные муки.

— Мне не нужно признание, — заявил он.

Невозмутимость Большого Джима еще сильнее разозлила Кэрол Уоттерсон.

— Что тебе нужно, кроме крови? — зарыдала девушка. — Мне никогда не нравился Рич, я всегда знала, что в нем есть что-то злое, какая-то червоточина, но ты еще хуже его, потому что тянешь за собой бедную Барбару.

Кэрол поняла, что проболталась и выдала Крошку. Она в отчаянии закрыла глаза, не в силах посмотреть на Джима.

Через несколько секунд Кэрол услышала шорох брюк и почувствовала, как его пальцы крепко обхватили ее лодыжку и сняли кандалы.

— Пойди почисти зубы, — велел он.

Дрожащая от страха девушка встала, сошла с возвышения, на котором стояла кровать, и направилась в ванную, держа скованные руки перед собой. Когда она вернулась, Большой Джим поправлял простыни на кровати. Кэрол успела в последний раз торопливо затянуться, прежде чем он конфисковал сигарету и спички. Она чувствовала его взгляд у себя на спине. Когда она забралась на кровать, Хендершолт пропустил длинную цепь в петлю на поясе. После того, как Кэрол вытянулась на кровати, он прикрепил цепь к раме и повесил замок.

Большой Джим выключил свет, но Кэрол не услышала его шагов. Через пару минут она повернулась на левый бок и увидела силуэт на фоне окна, которое сейчас было похоже на сгусток серебра на негативе. Ее глаза быстро устали и затуманились, по щекам покатились слезы. Цепь, сковывающая запястья, лежала холодной змеей на шее. В его присутствии она казалась сама себе какой-то крошечной.

— Значит, наша тайна перестала быть тайной, — насмешливо произнес Большой Джим. — Благодаря славной Крошке. Обрати внимание, я называю ее «Крошкой». В этом есть маленький юмор.

— Действительно смешно, — пробормотала Кэрол таким голосом, будто у нее было сжатие челюстей. Она легла на спину, как бы разрезанная другой цепью, подняла колени, а руки прижала ко рту. Как всегда в подобных случаях, у нее началась икота.

Большой Джим присел на кровать. На поверхности он пах сухостью и пылью, но изо рта у него отвратительно воняло, как из болота. Кэрол подумала, что неизбежное сильное волнение не прошло бесследно и обратилось против его организма.