Похититель вечности - [6]

, понимаешь. Ради всего святого, да повезет, если мне предложат жать на кнопочку в розыгрыше Национальной лотереи чаще, чем раз в год. Знаешь, я и так должен был это делать пару месяцев назад, но они меня послали?

— Да, ты говорил.

— И ради не кого–нибудь, а Мадонны[8]. Мадонна! Боже мой, где уж мне тягаться? При том, что я работаю на долбаное «Би–би–си», а она — нет. Могли бы и больше лояльности выказать. Но образ жизни, который я веду, чтобы оставаться на уровне, требует соответствующих расходов. Мне не победить. Я точно хомячок в колесе. Мог бы сниматься в рекламе, подрабатывать моделью, но в моем контракте записано: пока я снимаюсь в сериале, я не имею права ничего рекламировать. Иначе, клянусь, я прямо сейчас бы стал капиталистической шлюхой. И рекламировал бы все подряд — от лосьонов до тампонов, если б только мог.

Я пожал плечами. Наверное, логично.

— Я могу подбросить тебе пару тысяч, — сказал я. — Но предпочел бы оплатить какие–нибудь твои счета, а не давать тебе наличные. Надеюсь, тебя никто не преследует?

— Мужчины. Женщины. Любое двуногое с пульсом никогда не отстает от меня на улицах, — нахально улыбнулся Томми в ответ. — На прошлой неделе я отбеливал зубы, между прочим, — нелогично добавил он и оскалился, демонстрируя мне белоснежные, как ломоть дыни, зубы. — Хорошо смотрятся, правда?

— Мужчины, — повторил я. — Не валяй дурака. Прибереги это для своего шоу.

— Какие мужчины? О чем ты?

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, Томми. Ростовщики. Дилеры. Сомнительные личности. — Я подался вперед и посмотрел ему прямо в глаза. — Ты кому–то задолжал? — спросил я. — Тебя это беспокоит? Мне довелось знать тех, кого погубили такие типы. Некоторых твоих предков, например.

Он откинулся на спинку стула и медленно провел языком по зубам, не раскрывая рта. Я заметил, как задумчиво оттопырилась его левая щека.

— Пара штук меня выручит, — ответил он. — Если они у тебя лишние. Вот только разберусь тут со всем, сам понимаешь.

— О, ну еще б ты не разобрался.

— Все уладится.

— Я надеюсь, — закончил разговор я, поднялся и слегка подтянул галстук, собираясь уходить. — Номер твоего счета у меня дома. Переведу деньги завтра. Когда я буду иметь счастье лицезреть тебя в следующий раз? Через пару недель? Ты к этому времени успеешь все потратить?

Он улыбнулся мне и пожал плечами. Я легонько тронул его за плечо, прощаясь, и попутно восхитился качеством шелка его рубашки, явно не дешевой. У него хороший вкус в одежде, у нынешнего Томми. Когда он умрет, у таблоидов будет праздник.

Глава 4 ЖИЗНЬ С ДОМИНИК

Доминик, Тома и я задержались в Дувре почти на год. Я совершенствовал свой английский и научился говорить лишь с легким намеком на акцент, от которого при желании мог избавляться совсем. Я стал профессиональным карманником — бродил по улицам с шести утра до позднего вечера, освобождая людей от кошельков и бумажников. И весьма в этом преуспел. Никто не чувствовал, как моя рука проскальзывает в глубокие карманы их пальто, как мои пальцы быстро нащупывают самое ценное, часы, монеты и быстренько вытягивают их; но время от времени я недооценивал ситуацию, и некоторые особо сознательные граждане замечали меня и поднимали тревогу. Случались и погони — зачастую из этого выходило недурное развлечение, — и я всегда побеждал, ибо мне едва исполнилось шестнадцать, и я был в отличной форме. Благодаря моим сомнительным заработкам мы втроем зажили неплохо и даже сняли комнатку за пабом, не слишком грязную и без крыс. Там было две кровати: на одной спала Доминик, на другой — мы с Тома. За полгода, прошедшие с нашей первой встречи, мы ни разу не повторили того, что случилось между нами первой ночью. И чувства Доминик ко мне становились все более братскими. Ночами я лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию, а иногда подкрадывался к ее постели и наклонялся, чтобы ощутить ее дыхание на своем лице. Я смотрел на нее, спящую, изнывая от желания снова разделить с ней ложе.

Доминик питала довольно сдержанные материнские чувства к Тома — заботилась о нем, когда я уходил на дело, но едва я возвращался, моментально передавала его на мое попечение, точно была приходящей нянькой, в конце дня получающей свою плату за присмотр. Тома был ребенком тихим и почти не доставлял нам хлопот, в те редкие вечера, которые мы проводили втроем в нашей комнате, он засыпал рано и не мешал нам разговаривать до поздней ночи. Доминик делилась со мной планами на будущее, мою же голову занимало только одно: как бы снова соблазнить ее. Или позволить ей соблазнить меня, как это случилось в первый раз.

— Нам нужно уехать из Дувра, — сказала она мне однажды вечером, когда год уже подходил к концу. — Мы и так слишком задержались.

— А мне здесь нравится, — сказал я. — На жизнь вполне хватает. Мы неплохо питаемся, разве нет?

— Я не хочу «неплохо питаться», — раздраженно ответила Доминик. — Я хочу питаться хорошо. Я хочу жить хорошо. А здесь мы ничего не добьемся. Здесь у нас нет будущего. Нам нужно двигаться дальше.

— Но куда нам ехать? — спросил я. Я смог проделать путь из Франции в Англию, но, устроившись здесь, даже не мог вообразить себе мир за пределами нашей маленькой комнатки и моих пестрых городских улиц. Здесь я был счастлив.