Похититель снов - [5]
Глава 2. Сорок первый
Понедельник, 6 сентября 1999 года
«Фанго, фанго». Телефон разбудил меня в самый разгар сна без сновидений. В три часа ночи в белом халате с капюшоном я спустился к извилистому коридору на первом этаже, где находились грязевые ванны. Здесь из-за темно-синего освещения казалось, что находишься под водой. Шум насосов и бульканье воды прерывались тяжелым грохотом вагонеток, привозящих горячую черную дымящуюся грязь или увозящих еще теплую использованную грязь, завернутую в толстые одеяла. Несколько мужчин лет шестидесяти, облаченные в халаты, сидели, вжавшись в свои кресла.
— Прего, — сказал мне Джулио, показывая правой рукой на предназначенную мне кабину.
Его левая рука уже была выпачкана черной грязью. Я вошел в кабину. Джулио, высокий голубоглазый блондин лет тридцати, заставил меня усесться на скамейку и натер мне спину грязью. Я пытался протестовать, поскольку грязь показалась мне слишком горячей, и спину сильно пекло.
— Троппо фреддо![10] — сказал я ему.
— Но. Троппо кальдо[11], — поправил он меня, ухмыляясь. — Прего!
Я улегся в грязь, и Джулио покрыл меня грязью с ног до головы. Сверху он положил сначала одно, потом второе, потом третье толстые одеяла. Только нос остался на свободе, так что я начал потеть уже через пять минут.
Долго, ох как долго… Пытаюсь чем-то заполнить время. Грязь горячая, но не обжигает. Я представляю себе, как она действует на мои нервные окончания. «Рецепторы боли еще не известны». Сколько раз повторял я эту фразу студентам! Сначала боль проводится по волокнам С. «Волокна С тонкие, с низкой скоростью проведения, немиелинизированные, слышите, без миелина! Болевой импульс вначале поступает в спинной мозг на уровне Роландова серого вещества». Черная грязь и серое вещество! Madre di Dio…
— Va bene?[12] — спрашивал меня Джулио каждые пять минут, вытирая мне лицо.
Небось какой-нибудь семидесятилетний гипертоник уже получил здесь сердечный инфаркт или инсульт, то-то он так внимателен ко мне. Но в таком солидном отеле люди не умирают! Умирающих потихоньку вывозят на скорой помощи в Падую.
Я оставался заключенным в своей грязи. Господи, как же это долго, эти десять или двенадцать минут, я даже сосчитать не могу, и на стене нет часов. Серое вещество. Теория ворот, the Gate Theory. Боль вызывает выброс «вещества П», но, к счастью, мой организм способен вырабатывать эндорфины, блокирующие эффекты «вещества П», пресинаптически или постсинаптически, мне все равно…
— Прего, — сказал Джулио.
Он скинул одеяло и протянул мне спасительную руку, которая, однако, была скользкой от грязи. Я ухватился за нее, попытался сесть и поскользнулся. Майн Готт! Вот этого-то и нельзя было допускать. Бедная моя спина! Я вылез из грязи. Джулио помог мне проковылять на другую сторону кабины. Он направил на меня живительную струю теплой воды — на шею, спину, ягодицы и подмышки.
— Прего, с другой стороны.
Новая струя воды на грудь, живот, мой сморщенный член и руки.
— Прего.
Я перебрался на другую сторону кабины, где булькали большие пузыри озона. Райское блаженство! Пятнадцать минут в теплой ванне при температуре 34 градуса по Цельсию.
— Это что, та самая «амниотическая фетальная ванна», как называет ее мой друг Людвиг Манн?
— Это то, что нас лечит. Возвращение к стадии эмбриона. Ведь у эмбриона не бывает болей в спине!
— Может, из-за секреции эндорфинов? Шестичасовая прогулка — и у вас выработается гораздо больше эндорфинов.
— Но эндорфины вырабатываются, и когда мы целуемся!
— Конечно, но в нашем возрасте приходится выбирать!
— Так и эндорфины-то бывают разные.
— Так или иначе, не знаю, может, это эффект плацебо, но уже больше двух тысяч лет люди сюда приезжают, чтобы избавляться от всяческих болей, со времен Нерона и Теодориха!
— Облегчать, снимать на время, но не избавляться насовсем!
— Да, снимать на время, но они ведь и не жили столько, сколько мы, и умирали здоровыми!
Звонок прервал ванну и мои размышления.
— А домани, а домани[13], грацие, Джулио!
В половине четвертого я уже был в своем номере и погрузился в глубокий сон, продолжая сильно потеть из-за предшествующей грязевой ванны. Почему же такой непреодолимый сон? Ведь студентов-то я учу, что повышенная температура окружающей среды как раз нарушает сон. Да, но для противодействия жаре включаются гипоталамические системы, расположенные почти на том же уровне, что и системы, ответственные за сон. И эндорфины… хватит, баста!
В восемь часов утра я был разбужен звонком от Луиджи, массажиста. С трудом вспомнил банальный сон: непрерывный беспричинный ночной лай двух моих собак под луной. Луиджи — опытный массажист. Нащупав шрам, он сразу понял, где главная болевая точка в моей спине. Междисковая грыжа, уже? Рецидив? А это можно вылечить? Да, со временем. Браво, Луиджи!
Затем я спустился окунуться в бассейне с водой 26 градусов пока немецкие туристы стояли возле бассейна с водой 32 градуса, ритмично поднимая руки по команде итальянского Тарзана: айн, цвай, драй, айн, цвай, драй.
Солнце уже вышло из тумана, наступившая жара разморила меня, и я снова заснул в кресле у бортика бассейна.
На протяжении многих лет человек интересовался происхождением снов. В своей книге М. Жуве рассказывает, как рождаются сновидения, какая взаимосвязь существует между сном и бодрствованием и как она привела его к открытию «парадоксального сна» — состояния, при котором мозг проявляет чрезвычайную активность. Именно в этот момент очень ясно работает наше сознание. Чтобы его понять, автор обращается к опыту философов — среди них Локк, Гегель, Кант, Юм, Гуссерль, а говоря о подсознании, вспоминает Фрейда. В завершении М.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)