Похищенный - [45]

— Я готова, — сказала Эмма. Левая нога у нее судорожно подергивалась. Она положила руки на колено, чтобы унять дрожь.

— Выключите свет, пожалуйста, — распорядилась женщина.

Сияние флуоресцентных ламп погасло. Теперь светился лишь монитор компьютера, бросая призрачные блики на головы сидящих впереди людей — темный, гладкий узел волос Линдси и полоску усов детектива Хилла.

В груди у Эммы защемило.

Что, если сейчас она увидит Риччи?

Нет! Не смей даже думать об этом! Не вздумай надеяться, чтобы потом окончательно не пасть духом и не превратиться в развалину.

Но что, если она все-таки увидит его?

Эмма стиснула зубы. Всю прошлую ночь эта мысль не давала ей покоя. Она разрывалась между безумной надеждой и тягостным отчаянием, не находя себе места и будучи не в силах заснуть.

На экране вспыхнуло изображение. Коридор с двойными дверями в торце. Кругом только металл и стекло.

— Теперь смотрите внимательно, — сказала женщина за компьютером.

За стеклянными дверьми появилась черная тень. Дверные панели, открываясь, скользнули в стороны, и в коридор вошел мужчина. Он был высоким, в джинсах и темно-синей рубашке с короткими рукавами. Лицо его закрывал матовый овал, составленный из крошечных розовых и желтых квадратиков. Мужчина катил за собой чемодан на колесиках. Шагал он очень быстро. Не успела Эмма опомниться, как он прошел мимо камеры и исчез с экрана.

— Подождите…

Эмма выпрямилась на стуле. Запись шла слишком быстро. Если и дальше так пойдет, она не уверена, что сумеет рассмотреть все, что нужно. Но сидевшая рядом Линдси не отрывала взгляда от монитора. Детектив Хилл, констебль Горман… все остальные тоже смотрели запись. И похоже, в отличие от нее, вполне успевали следить за разворачивающимся действом.

— Сейчас войдут женщина с ребенком, — снова заговорила констебль Горман.

Запаниковав, Эмма уставилась в экран монитора. Изображение расплывалось у нее перед глазами. Теперь она вообще ничего не видела. Она с силой потерла глаза. Когда Эмма снова обрела способность видеть, в двери уже вошла женщина с овалом вместо лица, держа на руках какой-то большой сверток.

Ребенок.

Эмма встрепенулась, до боли в глазах всматриваясь в него. Но его было очень плохо видно. Женщина повернулась боком к камере, загораживая малыша. Можно было рассмотреть лишь прядку волос — намного темнее, чем у Риччи? — и торчащую маленькую ножку.

Посмотри на меня, едва не закричала Эмма.

Риччи, если это ты, взгляни на меня!

Но вместо него голову подняла женщина. И хотя лицо ее закрывали маленькие квадратики, казалось, она смотрит прямо в объектив.

Запись остановилась.

— С вами все в порядке? — спросила Линдси.

Эмма не могла оторваться от экрана. Даже если принять во внимание расплывчатые черты лица, в облике женщины не было ничего знакомого. Волосы у нее были темными, они не прикрывали уши, а были собраны в узел на затылке. Одета она была в мешковатые брюки и некое подобие куртки с капюшоном. Очень удобная и демократичная одежда. Женщина на экране ничуть не походила на шикарную, возможно, занимающуюся верховой ездой, элегантную даму со станции подземки.

— По-моему, это не она. — От досады Эмма принялась грызть ноготь большого пальца. — Мне кажется, это не та женщина, которая сидела со мною в кафе «У мистера Бапа».

— Не торопитесь, — посоветовала Линдси. — Мы ведь еще даже не видели ребенка.

Но Эмма окончательно пала духом. Имей мужество взглянуть правде в лицо! Это не они. Это не Риччи. Ей следовало сразу догадаться об этом. И полиция должна искать Риччи какими-то другими способами, а не просто сидеть здесь, вместе с ней. От отчаяния и разочарования Эмме хотелось выть, хотелось встать и выбежать из комнаты. Ее приход сюда оказался напрасным.

Она уже открыла рот, чтобы заявить об этом Линдси, когда на экране снова началось воспроизведение записи. Лицо женщины дергалось, расплываясь маленькими квадратиками. В следующее мгновение она развернулась к камере, и мысли разом вылетели у Эммы из головы. На мониторе был виден ребенок, которого женщина держала на руках, хорошо виден в первый раз с начала записи. Плотный толстенький сверток, выбившаяся прядка волос. Эмма резко вскинула голову, приподнимаясь со стула. Тело ее отреагировало раньше, чем мозг успел осмыслить и зафиксировать увиденное. Она вскочила на ноги и ткнула пальцем в экран.

— Это он! — воскликнула она. — Это Риччи!

Позади кто-то негромко охнул.

— Что…

— Она сказала, что…

Возгласы стихли. Эмма плыла над землей, и тело ее было невесомым, как у призрака.

Ох, Риччи, Риччи, мой дорогой мальчик, ты жив. Ты жив!

Ей хотелось прижаться к экрану, обнять его, расцеловать хотя бы изображение. Все происходило на самом деле. Но она не могла поверить своему счастью. Это было похоже на глоток холодной воды в раскаленной пустыне, который проскакивает по пищеводу так быстро, что не остается времени насладиться им. Все остальное — люди, комната — отступило на второй план. Она чувствовала себя Дартом Вейдером[4], глядящим в глубокий туннель на своего сына. Вот они все еще идут по экрану, темноволосая женщина в парке с капюшоном и с Риччи на руках. Волосики у Риччи тоже стали темными. Как смешно он теперь выглядит! Он был одет в зеленую курточку, которую Эмма раньше никогда не видела, и коричневые штанишки. Ножки его, обутые в коричневые ботиночки, казались не по возрасту большими. Ручки безвольно свисали по бокам. Единственное, чего она не могла видеть, так это его лицо, которое он спрятал у женщины на груди. Он привалился к ней и обмяк. Совершенно очевидно, Риччи спал.