Похищенный - [9]

It is a letter of introduction."	Это - рекомендательное письмо.
"A what?" cried the voice, sharply.	- Какое? - встревоженно переспросил голос.
I repeated what I had said.	Я повторил.
"Who are ye, yourself?" was the next question, after a considerable pause.	- Ты сам-то кто? - раздалось после довольно долгого молчания,
"I am not ashamed of my name," said I.	- Мне своего имени стыдиться нечего, - отвечал я.
"They call me David Balfour."	- Меня зовут Дэвид Бэлфур.
At that, I made sure the man started, for I heard the blunderbuss rattle on the window-sill; and it was after quite a long pause, and with a curious change of voice, that the next question followed:	Я мог бы побожиться, что при этих словах мужчина вздрогнул: я услышал, как мушкетон звякнул о подоконник. Следующий вопрос был задан очень нескоро и странно изменившимся голосом:
"Is your father dead?"	- Твой отец умер?
I was so much surprised at this, that I could find no voice to answer, but stood staring.	Я так остолбенел, что лишился речи и стоял, хлопая глазами.
"Ay" the man resumed, "he'll be dead, no doubt; and that'll be what brings ye chapping to my door."	- Ну да, умер, не иначе, - продолжал мужчина. -То-то ты и пожаловал барабанить ко мне в дверь.
Another pause, and then defiantly, "Well, man," he said, "I'll let ye in;" and he disappeared from the window.	- Снова молчание, а потом он закончил с вызовом:- Что же, друг любезный, я тебя впущу. И скрылся за окном.
CHAPTER III	ГЛАВА III
I MAKE ACQUAINTANCE OF MY UNCLE	Я ЗНАКОМЛЮСЬ СО СВОИМ ДЯДЕЙ

Presently there came a great rattling of chains and bolts, and the door was cautiously opened and shut to again behind me as soon as I had passed.	Очень скоро загромыхали многочисленные засовы и дверные цепочки, дверь самую малость приоткрылась и, едва я ступил за порог, тотчас затворилась опять.
"Go into the kitchen and touch naething," said the voice; and while the person of the house set himself to replacing the defences of the door, I groped my way forward and entered the kitchen.	- Проходи на кухню, да ничего не трогай, - велел мне уже знакомый голос. Пока обитатель замка возился, старательно запирая дверь, я наугад двинулся вперед и очутился на кухне.
The fire had burned up fairly bright, and showed me the barest room I think I ever put my eyes on.	Огонь в очаге разгорелся довольно ярко, освещая помещение; я никогда не видел, чтобы в кухне было так голо.
Half-a-dozen dishes stood upon the shelves; the table was laid for supper with a bowl of porridge, a horn spoon, and a cup of small beer.	Полдюжины плошек на полках, на столе ужин: миска с овсянкой, роговая ложка, кружка жидкого пива.
Besides what I have named, there was not another thing in that great, stone-vaulted, empty chamber but lockfast chests arranged along the wall and a corner cupboard with a padlock.	И больше во всей этой огромной пустой комнате с каменным сводом - ничегошеньки, только запертые сундуки вдоль стен да угловой шкафчик-поставец с висячим замком.
As soon as the last chain was up, the man rejoined me.	Наложив последнюю цепочку, мужчина последовал за мной.
He was a mean, stooping, narrow-shouldered, clay-faced creature; and his age might have been anything between fifty and seventy.	Я увидел тщедушное существо с землистым лицом, согбенное, узкоплечее, неопределенного возраста, - ему могло быть пятьдесят лет, могло быть и семьдесят.
His nightcap was of flannel, and so was the nightgown that he wore, instead of coat and waistcoat, over his ragged shirt.	Колпак на нем был фланелевый, поверх дырявой рубахи, взамен сюртука и жилета, наброшен был фланелевый же капот.
He was long unshaved; but what most distressed and even daunted me, he would neither take his eyes away from me nor look me fairly in the face.	Он давно не брился. Но самое удручающее, даже страшноватое были его глаза: не отрываясь от меня ни на секунду, они упорно избегали смотреть мне прямо в лицо.
What he was, whether by trade or birth, was more than I could fathom; but he seemed most like an old, unprofitable serving-man, who should have been left in charge of that big house upon board wages.	Определить, кто он по званию или ремеслу, я бы не взялся; впрочем, более всего он смахивал на старого слугу, который уже отработал свое и за угол и харчи оставлен присматривать за домом.
"Are ye sharp-set?" he asked, glancing at about the level of my knee.	- Есть хочешь? - спросил он, остановив свой взгляд где-то на уровне моего колена.
"Ye can eat that drop parritch?"	- Можешь отведать вот этой кашки.
I said I feared it was his own supper.	Я ответил, что он, наверно, собирался поужинать ею сам.
"O," said he, "I can do fine wanting it.	- Ничего, - сказал он. - Я и так обойдусь.
I'll take the ale, though, for it slockens (moistens) my cough."	А вот эля выпью, от него у меня кашель мягчает.
He drank the cup about half out, still keeping an eye upon me as he drank; and then suddenly held out his hand.	По-прежнему не сводя с меня глаз, он отпил с полкружки и внезапно протянул руку.
"Let's see the letter," said he.	- Поглядим-ка, что за письмо.