Похищенный - [19]

I asked; why he had given me money to which I was convinced I had no claim; and, last of all, why he had tried to kill me.	Для чего он дал мне деньги, которые, я убежден, никоим образом мне не принадлежат? И отчего, наконец, он пытался меня прикончить?
He heard me all through in silence; and then, in a broken voice, begged me to let him go to bed.	Он молча выслушал все до конца; потом дрожащим голосом взмолился, чтобы я позволил ему лечь в постель.
"I'll tell ye the morn," he said; "as sure as death I will."	- Утром я все расскажу, - говорил он. - Клянусь тебе жизнью...
And so weak was he that I could do nothing but consent.	Он был так слаб, что мне ничего другого не оставалось, как согласиться.
I locked him into his room, however, and pocketed the key, and then returning to the kitchen, made up such a blaze as had not shone there for many a long year, and wrapping myself in my plaid, lay down upon the chests and fell asleep.	На всякий случай я запер его комнату и спрятал ключ в карман; а потом, возвратясь на кухню, развел такой жаркий огонь, какого этот очаг не видывал долгие годы, завернулся в плед, улегся на сундуках и заснул.
CHAPTER V	ГЛАВА V
I GO TO THE QUEEN'S FERRY	Я УХОЖУ НА ПЕРЕПРАВУ "КУИНСФЕРРИ"
Much rain fell in the night; and the next morning there blew a bitter wintry wind out of the north-west, driving scattered clouds.	Дождь шел всю ночь, а наутро с северо-запада подул ледяной пронизывающий ветер, гоня рваные тучи.
For all that, and before the sun began to peep or the last of the stars had vanished, I made my way to the side of the burn, and had a plunge in a deep whirling pool.	И все-таки еще не выглянуло солнце и не погасли последи не звезды, как я сбегал к ручью и окунулся в глубоком бурливом бочажке.
All aglow from my bath, I sat down once more beside the fire, which I replenished, and began gravely to consider my position.	Все тело у меня горело после такого купания; я вновь сел к пылающему очагу, подбросил в огонь поленьев и принялся основательно обдумывать свое положение.
There was now no doubt about my uncle's enmity; there was no doubt I carried my life in my hand, and he would leave no stone unturned that he might compass my destruction.	Теперь уже не было сомнений, что дядя мне враг; не было сомнений, что я ежесекундно рискую жизнью, что он всеми правдами и неправдами будет добиваться своей погибели.
But I was young and spirited, and like most lads that have been country-bred, I had a great opinion of my shrewdness.	Но я был молод, полон задора и, как всякий деревенский юнец, был весьма высокого мнения в собственной смекалке.
I had come to his door no better than a beggar and little more than a child; he had met me with treachery and violence; it would be a fine consummation to take the upper hand, and drive him like a herd of sheep.	Я пришел к его порогу почти совсем нищим, почти ребенком, и чем он встретил меня коварством и жестокостью; так поделом же ему будет, если я подчиню его себе и стану помыкать им, как пастух стадом баранов!
I sat there nursing my knee and smiling at the fire; and I saw myself in fancy smell out his secrets one after another, and grow to be that man's king and ruler.	Так сидел я, поглаживая колено, и улыбался, щурясь на огонь: я уже видел мысленно, как выведываю один за другим все его секреты и становлюсь его господином и повелителем.

The warlock of Essendean, they say, had made a mirror in which men could read the future; it must have been of other stuff than burning coal; for in all the shapes and pictures that I sat and gazed at, there was never a ship, never a seaman with a hairy cap, never a big bludgeon for my silly head, or the least sign of all those tribulations that were ripe to fall on me.	Болтают, что эссендинский колдун сделал зеркало, в котором всякий может прочесть свою судьбу; верно, не из раскаленных углей смастерил свое стекло, потому что сколько ни рисовалось мне видений и картин, не было среди них ни корабля, ни моряка в косматой шапке, ни дубинки, предназначенной для глупой моей головы, - словом, ни малейшего намека на те невзгоды, что готовы были вот-вот обрушиться на меня.
Presently, all swollen with conceit, I went up-stairs and gave my prisoner his liberty.	Наконец, положительно лопаясь от самодовольства, я поднялся наверх и выпустил своего узника.
He gave me good-morning civilly; and I gave the same to him, smiling down upon him, from the heights of my sufficiency.	Он учтиво наделал мне доброго утра, и я, посмеиваясь свысока, зависимо отвечал ему тем же.
Soon we were set to breakfast, as it might have been the day before.	Вскоре мы расположились завтракать, словно ровным счетом ничего не переменилось со вчерашнего дня.
"Well, sir," said I, with a jeering tone, "have you nothing more to say to me?"	- Итак, сэр? - язвительно начал я. - Неужели вам больше нечего мне сказать?
And then, as he made no articulate reply, "It will be time, I think, to understand each other," I continued.	- И, не дождавшись внятного ответа, продолжал: -Мне кажется, пора нам понять друг друга.
"You took me for a country Johnnie Raw, with no more mother-wit or courage than a porridge-stick.