Похищенный - [170]

– Нет, – неуверенно сказал Уилсон. – Конрой и его жена... это было двойное самоубийство.

– Черта с два! И почему, черт возьми, вы мне так и не сказали ни разу, что выследили Конроя? Я раз пять звонил вам по этому поводу.

Довольно кротко он сказал:

– Вы тогда уже не занимались этим делом. Честно говоря, мне это не приходило в голову. Если вы правы в отношении этого жуткого убийства, то почему тогда не убили Гастона Минза?

– А зачем убивать Минза? Все равна никто не верит тому, что он говорит. К тому же я добрался до Хэссела и Гринберга за несколько минут до их убийства. О них я узнал от Минза, выколотив их имена из него. Но я не успел с ними толком поговорить – они стали жертвами пивной войны.

– Вы думаете, Минз продал их Рикке?

– Я уверен в этом. Это позволило Минзу пойти в суд и свалить все на Хэссела и Гринберга, которые были мертвы и ничего не могли сказать в свое оправдание. Тем временем, узнав о том, что в лесу обнаружили маленький труп, Вайолет Шарп повредилась умом; в каком бы качестве и в какой бы мере она ни участвовала в этом похищении – вы, должно быть, помните, что на ее счету в банке лежали неизвестно откуда взявшиеся две тысячи долларов, – она наверняка не ожидала, что ребенка убьют, и конечно не могла знать, что найденное тело не было Линдбергом-младшим.

– И она приняла яд, – сказал Уилсон.

– Или была убита. Никто на самом деле не видел, как она принимала яд. Она была больна, лечила нервы; возможно, ее отравил Уэйтли.

– Он же не работал в имении в Энглвуде.

– Он часто бывая там. Слуги в обоих этих имениях представляли, так сказать, одну сплоченную семью. Как бы то ни было, она была свидетельницей, и ее не стало. Смерть Уэйтли кажется мне не менее подозрительной. Я думаю, стоит разобраться с тем, почему человек, который сроду не болел, вдруг умер от язвы желудка. Аутопсия его тела проводилась?

– Не знаю, – признался он.

– Даже если смерть его была естественной, какой стресс вызвал эту кровоточащую язву? Над этим тоже стоит задуматься, не так ли? А разве смерть Фиша наступила не в самое подходящее время? Кстати, я точно не могу сказать, где пересекаются пути Фиша и Уэндела. Уэндел мог участвовать, а мог и не участвовать в вымогательстве на кладбище; но зато я знаю, что сестра Уэндела живет возле кладбища святого Реймонда.

– Что?

– Что слышали. Запишите это тоже. Как бы то ни было, по крайней мере часть этих денег оказалась у Фиша, и то ли его болезнь, то ли страх перед Капоне.

Риккой или даже арестом заставили его поспешно уехать в Германию, оставив немного наличных спрятанными в доме его приятеля Хауптмана.

– То есть вы считаете Хауптмана невинной жертвой обмана, – сказал Уилсон, насмешливо улыбаясь.

– Единственное, в чем он мог быть виновен, так это в том, что вместе с Фишем участвовал в контрабанде наркотиков под прикрытием пушного бизнеса. Но даже в этом я сомневаюсь, – я хрустнул пальцами. – Как бы там ни было, я думаю, что все происходило именно так. Что касается Чарльза Линдберга-младшего, то он где-то спрятан. Я предполагаю, что в первые дни после похищения его держали в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Где он сейчас, я не знаю. Но Капоне и Рикка ни за что его не убьют – закон о давности уголовного преследования не относится к убийству.

Уилсон приподнял одну бровь, улыбнулся натянутой улыбкой и положил свой карандаш.

– Нейт, это интересная версия и, должен признаться, мне кое-что из того, что вы рассказали, не было известно, но вы совершенно игнорируете и упускаете решающие доказательства, собранные против Бруно Хауптмана.

Я засмеялся.

– Боже, Фрэнк. Мне даже говорить об этом не хочется. Я никогда еще не сталкивался с такой бесстыдной фабрикацией и фальсификацией доказательств... или с таким количеством лгущих свидетелей, начиная от Кондона и до Уайтида, Хокмута и самого Линдберга.

– Вы называете Линдберга лгуном?

– Да. Я думаю, ко лжи его склонили полицейские, заверившие его, что Хауптман виновен. Вы когда-нибудь заверяли Слима в этом, Фрэнк?

Уилсон промолчал.

– Я не хочу сказать, что имел место какой-то крупный заговор полицейских, ставящий целью сфабриковать обвинение против Хауптмана. Я даже не думаю, что его ложного обвинения добивалась Команда. Хауптман стал козлом отпущения, потому что был приятелем и деловым партнером Фиша. И затем независимо действующие друг от друга силы расположились таким образом, что сделали его наиболее подходящей фигурой для этой роли. Вы знаете, как рассуждают нерадивые копы типа Шварцкопфа и Уэлча? Обладая минимальным количеством доказательств, они сосредоточиваются на подозреваемом и начинают кое-что подтасовывать, кое о чем лгать, о чем-то умалчивать. Свидетелям они внушают, что те дают показания против виновного человека, и свидетели им верят. И поэтому в обычной жизни честный человек, желая, чтобы виновного постигла справедливая кара, иногда ради того, чтобы на какое-то время стать знаменитостью, а то и просто ради денежного вознаграждения незначительно отклоняется от истины, слегка искажает факты... В конце концов, что страшного в небольшом приукрашивании, если обвиняемый наверняка виновен? Поэтому коп подделывает доказательство с лестницей, кассир кинотеатра делает фиктивное опознание обвиняемого, а обвинитель замалчивает содержание писем и бухгалтерских книг, подтверждающих слова Хауптмана о Фише, и так далее и тому подобное.