Похищенный - [156]

Он фыркнул, держась другой рукой за свою трубку; дым табака имел запах горящих сырых листьев.

– Разве я забуду парня, который помог мне встретиться с полковником Линдбергом в то время, как этот сукин сын Шварцкопф не хотел близко меня подпускать к этому делу.

– Насколько я помню, – сказал я, – встреча с Линдбергом не принесла вам ничего хорошего.

Он покачал головой.

– Тогда его настроили против меня. Политика. Все это политика, – он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то. – Но теперь-то он меня непременно выслушает.

– Вам придется разговаривать с ним по радио, – сказал я. – Он теперь живет в Англии, вам, наверное, известно это.

– Он вернется, узнав об этом, – уверенно проговорил Паркер. – Все изменится, когда об этом станет известно публике.

– Что вы имеете в виду под «этим»?

Он проигнорировал мой вопрос:

– Вы сказали по телефону, что работаете на губернатора.

Я кивнул:

– Вы, конечно, понимаете, что губернатор Хоффман очень интересуется ходом вашего расследования.

– Да, я получил на то расследование его благословение.

– Да, вы имеете такое благословение, но он хочет знать, чего вы смогли добиться. Время, оставшееся у Ричарда Хауптмана, истекает.

Улыбка исчезла с его лица, но трубки изо рта он не вытащил.

– Несчастный бедолага. Сидит в доме смерти и ждет казни за преступление, которого не совершал.

– Я тоже думаю, что он не совершал его, – сказал я. – А вы почему так думаете?

– Натан... вы не против, если я буду называть вас так? Натан, представьте, что вы похитили этого ребенка, вы выдающийся преступник этого столетия, вы спланировали преступление века и осуществили его. Если вы такой гений, то разве вы возьмете из своей собственной мансарды доску для изготовления лестницы, чтобы потом оставить ее на месте преступления как улику?

– Вероятно, нет.

– Никогда. Тем более, если вы Хауптман, у которого полно всяких досок и в гараже, и во дворе. Это сфабрикованное доказательство, я узнал об этом от своих друзей в полиции штата. Это чушь собачья.

– Что ж, вы правы.

– Позвольте мне спросить вас кое о чем, Натан. Если у вас хватило ума, чтобы получить этот выкуп, то поедете ли вы сами потом в собственной машине с вашим номерным знаком на бензоколонку, чтобы дать этому парню золотой сертификат и подлить еще масла в огонь, сказав, что у вас дома много таких денег?

– Полагаю, что нет, – я сменил положение на жестком стуле. – Не обижайтесь, Эллис... Вы не возражаете, если я буду называть вас так? Эллис, то, что вы говорите, мне уже давно известно. Я приехал сюда из Вашингтона не для того, чтобы чесать язык.

Его рот, из которого торчала трубка, дернулся.

– Вы знаете, что тот маленький труп, найденный на склоне горы, возможно, не был сыном Линдберга?

– Я допускаю такую возможность.

Он подался вперед, и челюсть его выступила, как нос корабля.

– Да, но я спросил, знаете ли вы об этом? Я не говорю о неправдоподобии того, что эти кости не заметили раньше, когда тот лес прочесывали все, начиная от полиции Нью-Джерси до американских бойскаутов. Я говорю о своей беседе с патологоанатомом, касавшейся скорости разложения тела. Я говорю о том, что я просмотрел сводку погоды в этом регионе за эти три месяца.

– Сводку погоды?

Он откинулся назад и улыбнулся, как рыбак, вернувшийся домой с хорошим уловом.

– Вы когда-нибудь складывали кучу из компоста, Натан?

– Я городской парень, Эллис, и ни черта не знаю о компосте.

Он засмеялся:

– В компостной куче даже самый маленький лист разлагается более трех месяцев, и чтобы он разлагался быстрее, нужно добавить в кучу навоз. И все равно для его разложения потребуется несколько месяцев. Нас уверяют, что это тело было телом сына Линдберга, но оно не могло разложиться так сильно за три месяца при такой холодной погоде.

– Это интересно, – согласился я, и это было действительно интересно. Я даже сделал небольшую запись в своем блокноте. – Вы это имели в виду?

Сонные голубые глаза проснулись.

– Вам этого мало, городской парень. Вы хотите знать то, о чем знаю я и о чем не знаете вы?

– Конечно.

– Что ж, – сказал он, и будь я проклят, если он не уцепился большим пальцем за свои подтяжки. – Я знаю настоящего похитителя.

– В самом деле? Кто же это? – я указал на сидящего в углу скелета в шляпе. – Не этот случайно?

– Нет. Сейчас я вам покажу этого парня, – он начал рыться в бумагах на столе, в конце концов отыскал и подал мне фотографию.

На ней в фас и в профиль был изображен мужчина с головой цилиндрической формы, с неумело зачесанными назад волосами, темными бровями, носом алкоголика и мясистым лицом, которое казалось одутловатым даже на черно-белой фотографии. Его рот представлял собой тонкую изогнутую полоску, галстук-бабочка упирался в отвисший двойной подбородок. Ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет. У него были мрачные, безжизненные глаза человека, которого ничто не беспокоило, кроме, может быть, его самого. Я бы ни за что не доверился человеку с таким лицом.

– Его зовут Пол Уэндел, – сказал Паркер. – Я знаю его с самого рождения.

Мне показалось это невозможным.

– Сколько ему лет?

– Около сорока двух, точнее, сорок три.

Господи. Этот парень разлагался даже быстрее, чем тот труп в Саурлендских горах.