Похищенное сердце - [34]

– Большой стакан виски с содовой!

Затем, словно спохватившись, он спросил у Аманды:

– Что вы желаете?

– Спасибо, ничего. Люди, которые организовали ваше спасение, накормили меня и дали кое-какую одежду.

– Я не поверил своим глазам, когда те люди, кто бы они ни были, ворвались в этот проклятый подвал. И это происходит в нашем цивилизованном мире!

– Не думайте об этом! – мягко проговорила Аманда. – Не сейчас. Мы оба слишком устали.

– Вы правы! И нам необходимо поспать. Но сначала я прикажу удвоить охрану, чтобы ничего подобного больше не повторилось.

– С этим можно и подождать, – заметила Аманда.

– Ни за что! – воскликнул Мэнтон.

Он потянулся за телефоном, а Аманда направилась к двери со словами:

– Я и вправду валюсь с ног.

Макс с отсутствующим видом кивнул, и девушка поняла, что он не слушал ее.

Войдя в спальню, она заперла дверь на ключ, разделась и залезла в теплую ванну, думая, почему же она не рассказала майору Джексону о том, что Макс Мэнтон чуть было не изнасиловал ее.

«Надо было ему рассказать, – подумала она про себя, – и тогда бы мне не пришлось сюда возвращаться».

Но почему-то ей казалось невозможным выразить словами то, что произошло. К тому же она боялась увидеть презрительную гримасу на лице майора Джексона.

– Мужчина никогда не поймет, – размышляла она, – насколько трудно быть женщиной, сколько бы мужчины ни утверждали обратное.

Вспоминая, как Мэнтон швырнул ее на кровать, она решила, что не даст ему больше такой возможности. Сегодня же вечером она украдет картины, перебросит их, согласно указаниям майора Джексона, через стену, а затем скроется, оставив записку, что память к ней вернулась.

Машина будет ждать ее в полумиле от виллы. Прежде чем поднимется шум, они с Верноном будут уже на пути домой, в Англию.

Все казалось очень просто, но Аманда почему-то хмурилась, надевая нейлоновую ночную рубашку, которую она привезла от Джексона, и забираясь под бледно-розовые кружевные простыни.

– Мне нужно было сказать Айвану Джексону правду, – тихо проговорила она.

Хотя сон одолевал ее, Аманда ясно видела перед собой его лицо, даже могла без труда представить себе выражение его глаз, когда она рассказывает ему, что произошло в ее спальне.

Она никак не могла решить, не рассердится ли он, не почувствует ли к ней отвращения, но знала, что решить это очень важно.

Она страшно устала, все ее тело болело, израненные ноги саднило настолько сильно, что она не могла заснуть. Но все-таки сон оказался сильнее, и она провалилась в забытье…

Ей казалось, что она проспала вечность. Услышав стук в дверь, девушка ощутила ненависть к тому, кто насильно возвращал ее к жизни. Но стук повторился, мягкий и настойчивый.

– Подождите минутку, – раздраженно ответила она, выбираясь из постели.

Подойдя к двери, Аманда с опаской спросила:

– Кто там?

– Послание, мадемуазель, – последовал ответ по-французски, но с узнаваемым китайским акцентом.

Аманда открыла. Перед ней стоял слуга в ослепительно белой форме, с запиской на маленьком серебряном подносе. Она взяла ее, с улыбкой поблагодарила, закрыла дверь и снова заперла ее.

«Сейчас 7.30, – гласила записка, – я чувствую, что постепенно прихожу в себя. Поужинаем через час? Макс».

Семь тридцать! Аманда посмотрела в открытое окно, увидела, что солнце почти опустилось за горизонт и лишь над самым морем сияла золотая полоса заката.

«Я проспала весь день», – подумала она, потянувшись и зевнув. Тело все еще болело, хотя уже не так сильно.

Снова раздался стук в дверь. Это китаец пришел приготовить ей ванну. Впустив его, девушка вышла на балкон.

Был теплый безветренный вечер, из сада доносился аромат цветов.

«Эта ночь создана для любви», – невольно подумала Аманда, но вспомнив, что внизу ее ждет Макс Мэнтон, она нервно вздрогнула.

«Я не вынесу этого, – в отчаянии подумала она. – Я должна бежать. Скажу, что ко мне вернулась память, закажу такси, поеду к Айвану Джексону и все ему расскажу».

Аманда живо представила, как она объясняет ему, почему вернулась без картин. Но так же ясно она представила себе его презрительную гримасу.

Он будет презирать ее за слабость, глупость и неспособность поставить на место такого типа, как Макс Мэнтон.

– Он такой сильный, – жалобно произнесла Аманда, продолжая воображаемый разговор. Но презрительная гримаса Айвана Джексона казалась ей самым унизительным, что ей когда-либо пришлось испытать в жизни.

– Будь он проклят! Я сделаю это, – сказала она вслух, возвращаясь в комнату.

Да, это нужно сделать и сделать быстро. И тогда она убежит из этого дома. Она так устала, что опасность насилия пугала ее сейчас больше, чем те опасности, которым она подвергалась не раз, работая вместе с Верноном.

– Он устал, – попыталась Аманда подбодрить себя. – Ему тоже много пришлось пережить; сегодня вечером вряд ли его привлечет женщина, а как только он уснет, я сделаю все, что нужно, и уйду.

Легко было так думать, лежа в ароматной ванне. Но когда она наконец была готова спуститься вниз, ею овладел сильнейший страх.

Она позаимствовала еще одно платье у «кузины» Макса Мэнтона, и хотя уверяла себя, что должна выбрать что-нибудь попроще, не смогла устоять против платья из тончайшего, очень дорогого джерси светло-болотного цвета с размытым узором из розовых цветов и широким поясом голубого атласа. К нему прилагались сандалии из такого же голубого атласа.