Похищенная процессия - [4]

У кладбищенских ворот мистер Гейл сказал вкрадчиво:

— Ты уж дождись меня, сынок. Хмель у меня повыветрился, и я зол, сынок, чертовски зол.

— Ладно уж, — проворчал конюх. — А как насчет платы?..

— Вот пять долларов, держи. Когда я вернусь со своими друзьями, получишь еще пять. Я собираюсь похитить всю здешнюю процессию.

— Это как же?

— Я их окружу.

— Ах ты… черт! — пробормотал конюх.

Увидев среди кладбищенских деревьев флаг полка северян, южанин ощетинился. Но тут же пожал плечами и неторопливо замешался в толпу. На могилах в мутно-зеленых стеклянных вазах ярко пылали красные и желтые цветы, оттененные жарким сиянием утра. На зеркально-коричневых плоскостях полированных гранитных надгробий с пронзительно-белыми надписями вспыхивали ослепительные блики. В воздухе висел густой запах пыли, молодых кленовых листьев и большого скопления людей. Рядом со священником в белом облачении стояли ветераны, еще оставшиеся в Джоралмоне, — восемь стариков, чьи морщинистые лица обрели благодаря символическим одеяниям суровое достоинство. Сейчас их глаза очистились от мелочной хитрости житейских забот. Рука янки с козлиной бородкой, у которого рядом со значком В.А.Р. был пришпилен английский флажок, лежала на плече человека с тевтонской внешностью, носившего эмблему дивизии Зигеля.[4]

Вокруг ветеранов В.А.Р. стояли «Сыновья ветеранов», пожарные, Женский вспомогательный корпус и джоралмонский оркестр, а дальше беспорядочной толпой теснились горожане. Дорога рядом с кладбищем была забита автомобилями и конными экипажами, и постукивание копыт (лошадей донимали мухи), врываясь в паузы, которые делал священник, придавало его речи какой-то деревенский оттенок.

Тихий городок, далекий от суматохи большого мира, обновлял свою страстную веру в единство Штатов.

Мистер Гейл пробрался в первый ряд. Спину развязного незнакомца жгли негодующие взгляды. Голос седого священника с запавшими щеками на миг зазвенел негодованием. Мистер Гейл притворился, что ничего не замечает. Но ему стало жарко. В горле першило от пыли. В бока ему упирались острые локти. Ему было очень нехорошо. Но он только упрямо поклялся: «Нет, я своего добьюсь, хотя бы мне пришлось похитить их всех до единого!»

Едва священник закончил, как мистер Гейл бросился к ветеранам и бодрым, громким голосом начал:

— Господа!

Священник смерил его взглядом с высоты переносной кафедры:

— Как вы смеете нарушать церемонию?

Толпа, всколыхнувшись, придвинулась к ним — так уличные зеваки бросаются вперед, чтобы скорее увидеть труп убитого. Голоса сливались в угрожающий ропот, разинутые рты были страшны. Но мистера Гейла переполнял тот гнев, когда человек уже не способен бояться толпы и видит в ней лишь одного ничтожного противника.

— Слушайте! — рявкнул он. — Я намерен пригласить вас еще на одно поминовение павших! Может, вам будет интересно узнать, что меня зовут полковник Гейл и что я командовал десятым нью-йоркским полком почти всю войну!

— Ах, так, — промурлыкал священник. — Значит, вы полковник… простите… Гейл?

— Да! — Священник облизнул губы, и мистер Гейл с вымученной шутливостью добавил: — Что же вы не приветствуете старшего по чину? Ну, да служитель божий — это не то, что мы, старые солдаты. Так вот, ребята, слушайте меня! Одна бедняжка…

Голос священника вошел в это добродушное рокотание, как нож в масло:

— Простите, дорогой сэр, я не вполне понимаю, почему вам вздумалось разыгрывать этот фарс. Я, конечно, «служитель божий», как вам угодно было выразиться, но, кроме того, я и старый солдат. Сейчас я командую этим постом, но, «может вам будет интересно узнать», что я всю войну прослужил в десятом нью-йоркском! И если память мне не изменяет, вы даже и дня не были нашим полковником!

— Да, не был! — взревел мистер Гейл. — Не был! Я-южанин. Из Алабамы. А после нынешнего дня, пожалуй, уже и не замиренный южанин! И рад, что не был синебрюхим янки — как подумаю, что эта бедняжка умирает сейчас в Уэкамине от разбитого сердца!

И самыми обыденными фразами, иногда даже трогательными, самыми простыми словами и уже без бодрого добродушия мистер Гейл рассказал им историю миссис Тиффени, вдовы капитана армии северян, но он не скормил жадным ушам толпы ее имя.

Его голос становился все более злым.

— Вот почему, — закончил он, — я хочу, чтобы вы поехали в Уэкамин почтить и тамошние могилы. И мне решительно все равно, дорогой сэр, отдаете вы мне честь или нет. Если вы, ребята, поедете в Уэкамин, значит, не перевелись еще настоящие мужчины шестидесятых годов. Но если вы, восьмеро здоровенных молокососов — янки, испугались одного старика мятежника, значит, черт побери, я выиграл еще один бой за Американскую конфедерацию!

Молчание. Побагровевший мистер Гейл стоял между ними, словно гранитная скала. Его глаза были такими же суровыми, как и твердо сжатые кулаки. Но верхняя губа, усеянная капельками пота, дрожала.

Медленно, словно в бредовом забытьи, священник снял облачение и отдал его стоявшему рядом мальчику. Черный сюртук сразу придал его худому лицу казенную сухость. Когда он обратился к мистеру Гейлу, его голос был голосом вежливого и усталого старика.