Похищение огня. Книга 2 - [27]

Фридрих вошел в маленький дом, который недавно снял в Манчестере. Мери Бёрнс была в отъезде. Старуха — владелица домика — ежедневно убирала комнаты Энгельса и готовила ему пищу. У нее было отталкивающе безобразное лицо. Большой угристый нос, красноватые глаза одряхлевшей птицы, загнутый подбородок, костлявая шея вызывали в памяти Фридриха представление об одной из макбетовских ведьм. Но обладательница столь чудовищной внешности была совсем но таким уж зловещим существом. Она состояла членом нескольких благотворительных обществ, верила, что бог — это Красота и Разум, и завещала все достояние своему священнику и дому призрения бездомных собак. Фридрих называл старуху ведьмой за то, что, стирая пыль с книг, она часто при этом творила беспорядок на его столе и полках. Нередко в груде бумаг не сразу находились нужные письма и документы, что вызывало раздражение и досаду у чрезвычайно аккуратного Энгельса.

Вечером, как всегда, старуха подала ужин, растопила камин и, пожелав квартиранту приятных сновидений, ушла. К ночи заметно похолодало. Взяв газеты, Фридрих уселся подле небольшого камина. Изредка он подбрасывал узкие поленья и раздувал с помощью особого приспособления, наподобие кузнечных мехов, затухающий огонь. Большие стенные часы завозились, заохали и с трудом отзвонили девять раз. Энгельс тотчас же поднялся и вошел в маленькую комнату, служившую ему кабинетом. Там уже горела лампа на письменном столе. Было очень тихо. Где-то далеко, может быть в саду, трещали сверчки. Эти неожиданные живые голоски вызвали улыбку на лице Фридриха. «Не хватает только печи и чайника для полной диккенсовской идиллии», — подумал он, пододвигая кресло и раскрывая книгу. Осторожно разрезав красивым ножом слоновой кости несколько страниц, Энгельс принялся громко, слегка запинаясь, читать по-русски:

Он из Германии туманной

Привез учености плоды:

Вольнолюбивые мечты…

Не поняв «мечты», он взял словарь и стал отыскивать значение этого слова, чтобы затем выписать его в особую тетрадь.

Совсем недавно Энгельс начал заниматься русским языком и, как это всегда бывало при изучении им иностранных языков, достиг уже очень многого.

«Евгений Онегин» пленил его. Хотя он слыхал немало о поразительном богатстве современной русской литературы, о гении Пушкина, но был еще больше поражен, когда смог черпать из самого родника, не нуждаясь отныне в нередко умерщвляющих оригинал переводах.

«Как в гербарии растение не может дать подлинного представления о прелести и аромате живого цветка, так только в подлиннике можно насладиться поэзией и прозой незнакомого народа», — думал Энгельс. С увлечением и редким прилежанием изучал он русский язык, откладывая грамматику для того, чтобы отдохнуть и насладиться неповторимыми строками пушкинского романа.

Обычно после часа этих занятий Энгельс принимался за военные науки, к которым с юности имел призвание. Он доставал военные карты, руководство по артиллерии Бема, военную историю Монтекукули и множество других немецких, французских и английских книг. Особенно усердно изучал он англичанина Непира, француза Жомини и немца Клаузевица.

Со времени переселения в Манчестер Энгельс напряженно работал над материалами о наполеоновских и революционных войнах. Чрезвычайно требовательный к себе в любой области знаний, он считал, что недостаточно, еще поверхностно разбирается в тех или иных деталях, чтобы понимать и правильно оценивать военно-исторические факты. Элементарная тактика, теория укреплений, начиная с Вобана и кончая современными системами отдельных фортов, полевые укрепления, различные виды мостов и, наконец, история всей военной науки, меняющейся непрерывно в связи с развитием и усовершенствованием оружия и методов его применения, — все это глубоко изучал Фридрих. Он писал своему другу Иосифу Вейдемейеру, артиллерийскому офицеру, делясь сомнениями и спрашивая о новой организации армий, дивизий, корпусов, о лазаретах и военном снабжении, о различных конструкциях лафетов.

Большой атлас Штилера и всевозможные подробные описания сражений лежали на столах и стульях в рабочей комнате Энгельса.

— Если не работать систематически, то не достигнешь никаких серьезных результатов, — любил он повторять.

Все, чем бы ни занимался и что бы ни изучал тщательно и глубоко Энгельс, должно было служить одной конечной цели — пролетарско-освободительной борьбе. Как и Маркс, он считал, что знание иностранных языков необходимо.

Предвидя грядущие революционные столкновения в Царской России, Энгельс начал систематически изучать русский язык. В то же время осложнения на Востоке привели его к мысли о необходимости знать восточные языки.

Персидский язык показался ему необычайно легким, и он усвоил его структуру в несколько недель.

Изучение военных наук, помимо пристрастия к ним, было вызвано также еще и тем, что Энгельс считал весьма значительной роль армии в предстоящих революциях. Пролетариату, по его мнению, не хватало опытных, знающих военачальников. О современных ему представителях офицерства он составил себе крайне отрицательное мнение.

— Этот сброд, — говорил Фридрих презрительно о прусских военных, — проникнут отвратительным сословным духом. Они смертельно ненавидят друг друга, завидуют один другому, как школьники по поводу малейшего отличия, но все — заодно по отношению к штатским.