Похищение - [55]

Володька говорит: «Я, мам, заработаю, поставим бате памятник, не проси, — говорит, — Сашку, ну его к матери». Фотографию-то уж сделали, на этом, на стекле. Эту, видать, в нагрузку дали, бумажную.

Я с ней разговариваю — скучаю. Плачу вот. Или Тайгу, собаку, увижу — а она родилась-то как раз, когда Тимофей вставать перестал, — увижу и того гляди… Скучно, иной раз зимой так скучно, хоть вой. Во всей деревне — Юрка с Машкой да Арсентий Палыч, учитель. Володька рано уйдет, я Красотку накормлю, курам кину — и на печь. И есть не хочется, и ничего не хочется. Я и продала бы корову, да пенсия сорок четыре рублика, не прокормишься, да и Володьке надо. Бутылку ему в выходной надо? Надо. Свои-то он сразу просвистит на рыжую Гульку. Ой беда с ней. Баба с двумя детьми малыми, мужем брошенная, а Володьку присушила. Он уж что задумал — я, говорит, Тайгу зарежу Гульке на шапку. Я умолила — не тронь собаку. Это мне об отце, об Тимофее, память. Молока-то возьмешь? Я только надоила, теплое. Ну иди, иди, стучи свое, может, чего выстучишь. А за суку свою не сердись — в сердцах я, не трону боле, и Наташке скажи — не трону. Анюта-то еще приедет?

Я шел домой, прижимая теплую кринку к животу, и встретил остромордую грязную Тайгу. Она злобно ощерилась и обошла меня стороной.

«А, впрочем, — думал я, садясь за машинку, — почему мы должны поставить крест на космическом волке Бакките? Разве сюжет властен над нами, а не мы над сюжетом? Разве человек для субботы, а не суббота для человека?» Я заправил свежий лист и смело напечатал:

глава девятая

Во время этого головокружительного падения я инстинктивно вцепился изо всех сил в бочонок и закрыл глаза.

Э. По

В форме СФ с витыми шнурами, кажущийся кавалергардом с картинки, зорким глазом оглядывающим места недавнего жаркого сражения, вышел и угнездился между двумя трапами в торце «Игоря Сикорского» старый навигатор с Андромеды Баккит-Улад.

Пока по левой аппарели скользили вниз и разбегались по складским ангарам кибертележки с транзитным грузом — тюками кирийского табака, мешками желтого сахара с Трай-пийского архипелага, цистернами сгущенки из Кост-ро-Маны и прочим колониальным товаром, по правому трапу такие же автопогрузчики втаскивали в корабельное брюхо и рассовывали по трюмным закоулкам всякий технологический хлам вроде стержней из металлического водорода, слитков сверхчистого арсенида галлия, универсальных киберблоков, паровозных свистков и двутавровых балок.

Подошел белый от волнения экспедитор В'Анья:

— Б-баккит, б-беда. П-пропали две б-бочки б-бусидийской сельди.

— Две?

— Угу.

— Как ты обнаружил пропажу?

— Об-бнаружил тем, что не об-бнаружил б-бочек.

— Вот и хорошо, вот и не ищи.

— Как так не ищи?

— Ты не кричи, В'Анья. Ты займись своим делом.

— Мое дело — об-беспечить сохранность груза.

— Чушь! Твое дело — оформить протокол на исчезнувший груз. Иди и пиши акт. Я подпишусь.

— А селедка?

— В'Анья, ты когда-нибудь пробовал буссидийскую селедку под шубой из перьев молодого орнидила?

— Я не ем острого, — холодно сказал экспедитор.

Лицо Баккита пошло пятнами. Серые усы раздувались. Дыхание сбилось.

— Это буссидийская-то сельдь остра?

— Не знаю, не п-пробовал.

— Так слушай внимательно. Ты замачиваешь тушку в молоке ейлицы, выдерживаешь два часа, вынимаешь хребет и режешь на ломтики. Ломтики укладываешь в селедочницу, покрываешь слоем красного лука, нарезанного кольцами, потом посыпаешь мелко нарубленными перьями орнидала, сверху поливаешь гагуазским соусом и подаешь на стол. Как приготовить гагуазский соус, ты знаешь?

— Заб-был.

— Чем, интересно, набита твоя голова? После погрузки напомни — расскажу. И дам тебе пару селедок. Иди, В'Анья. Встретишь Кристиана, скажи, пусть идет сюда.

— Вон он, сам идет.

Молодой помощник Баккита, блистая серебристым комбинезоном, полубежал к «Сикорскому». За ним катился невысокий толстяк с багровым мокрым лицом.

— Том, это мой шурин, Вуйчич. Он снимает кино.

— Иди, В'Анья, — повторил Баккит. — Тебе про кино не надо. Ты иди на склад. — Баккит хмуро посмотрел на помощника. — Ты где был? Почему посторонние?

— Тут, видишь ли, такое дело, — начал было Кристиан, но Велько вышел вперед и заговорил сам: — Баккит, я знаю, вы идете домой, на Андромеду. Но мне надо, чтобы вы отвезли человека, а вернее, троих, на Землю.

— Шутка?

— Женщина больна. Ее надо срочно отправить отсюда.

— У меня груз.

— Это не ответ, Баккит. Она в тяжелом состоянии.

— Хорошо, я возьму ее на Андромеду. Там ей помогут, хотя я не понимаю, почему ей не могут помочь здесь.

— Баккит, в полете я с радостью расскажу вам об этом со всеми подробностями. Сейчас нет времени. Мы должны стартовать немедленно.

Баккит повел тяжелой головой и с откровенным любопытством оглядел наглого киношника.

— Впрочем, если за час-два вы успеете закончить погрузку, я не возражаю. С Земли вы сможете сразу же лететь по назначению. Не нужно будет возвращаться на Лех. Все-таки экономия.

— Вы идиот?

Вуйчич пожал плечами.

— Вы представляете, сколько все это стоит?

— Земля заплатит.

— Меня выгонят с работы.

— Мы вас восстановим.

— Вы?

— Я и Рервик.

— Андрис Рервик?

— Да, он полетит с нами.