Похищение автобуса - [21]

Машина инспектора Пантифлюшека неслась со скоростью сто пятьдесят километров в час!

Глава девятая. Несчастье пассажира в выпачканной одежде

Вернемся же в наш автобус. Там царила мрачная тишина, прерываемая разве что ревом мотора да редкими вздохами пассажира в одежде, выпачканной машинным маслом. Редкими и тихими, но горестными вздохами!

— А вы что, протестовать не будете? — спросила Лидуся у грустного пассажира.

— Что ты сказала, извини, не расслышал? — встрепенулся тот.

— Я говорю, а вы протестовать не собираетесь? Нас уже все ругали… Все доказывали, какие у них важные дела срываются, если мы им не позволим уйти… Только вы один молчите.

— А мне все равно! — ответил грустный пассажир.

— Почему?

Пассажир в выпачканной одежде вынул из кармана гаечный ключ, бесцельно повертел его в руках, затем взял болт, который торчал из верхнего кармашка ковбойки, и с мрачным видом осмотрел его со всех сторон.

— Видишь ли, с некоторых пор жизнь потеряла для меня всякий смысл! — печально сказал он. — Я — конченный человек, я совершенно раздавлен, уничтожен! — И он схватился за голову обеими руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихо простонал:

— О горе мне! Горе!

Все повернулись к нему.

— Шофер, пожалуйста, остановите! — попросила Лидуся.

Шофер так сильно затормозил, что шины громко взвизгнули. Автобус резко остановился, все пассажиры чуть не свалились с мест, а товарищ Манчо Гюлеметов даже стукнулся головой о спинку переднего сиденья.

— Скажете, какая беда с вами приключилась, — участливо обратилась к грустному пассажиру Лидуся. — Если мы можем хоть чем-нибудь вам помочь, мы все сделаем! Если хотите, вы можете немедленно уйти… А может, вы куда-то спешите? Скажете, мы тут же вас туда доставим! Правда, товарищ шофер?

— Разумеется! — воскликнул шофер.

— Ах, теперь мне все равно! — вздохнул пассажир в выпачканной одежде. — Везите меня куда угодно!

— Но что же все-таки с вами случилось? — испугался за пассажира Панчо. — Может, тяжело заболел ваш родственник?

— Хуже, гораздо хуже! — жалобно сказал пассажир в выпачканной одежде и покачал головой.

— Уж не сгорела ли ваша квартира? — предположила Лидуся.

— Хуже! Гораздо хуже! О, не просите меня рассказывать, не бередите мои душевные раны! — чуть не плача простонал грустный пассажир.

— Ну хорошо, успокойтесь, прошу вас! — попыталась утешить его Лидуся.

И тогда этот несчастный, небритый и бледный пассажир встал с места и начал свой бесконечно грустный рассказ:

— Как же мне успокоиться! — заговорил он. — Как успокоиться, когда капает и капает!..

— Что вы сказали? — не поняв, переспросил Панчо.

— Капает, говорю…

— Что — капает?

— Масло! Вот что! Машинное масло…

— Ничего не понимаю! — изумилась на этот раз Лидуся.

— Что тут непонятного? В прошлом месяце я купил машину, и представьте себе, где-то протекает масло. Все время капает помаленьку. Кап, кап!.. Просто сердце кровью обливается! Что я только ни делал! К каким только мастерам не обращался — капает и капает!

— И это все?

— А что? Разве этого мало?.. Такое несчастье! Такое горе! Совершенно новая машина, и… капает!

И убитый горем пассажир в выпачканной машинным маслом одежде снова схватился за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону…

— Вы понимаете, — прошептал он. — Лучшие софийские мастера ничего не смогли сделать! Капает — и все тут!

Затрудняюсь описать, насколько поразил Лидусю, Панчо, шофера, да пожалуй, и всех пассажиров этот рассказ. Человек в выпачканной одежде выглядел таким несчастным, что, глядя на него, можно было предположить: его сына (или дочь, жену, тещу) переехал грузовик… А оказалось… Но ничего не поделаешь! Бывают и такие взрослые, для которых ничего на свете не существует, кроме их машины… Целыми днями ее моют, чистят и протирают тряпкой, часами валяются у нее под брюхом и, завидев с балкона соседских детишек, решивших нарисовать на ее капоте зайчика, мечут на их бедные головы громы и молнии, словно не понимают, что этот зайчик — лучшее украшение для их сокровища!

— Значит, из-за несчастной маленькой дырочки в машине вам не хочется жить? — спросила. Лидуся, глядя во все глаза на грустного пассажира.

— Да, жизнь потеряла для меня всякий смысл! — кивнул тот головой. — Совершенно новенький автомобиль, такой, знаете, оранжевый, с клаксоном, который, когда его нажмешь, поет «тирли-тирли — тарлала!» — и… кап, кап! Нет, нет, этого нельзя вынести! Ах, как мне тяжко!..

И в уголке левого глаза этого странного взрослого показалась слезинка, повисев там некоторое время, словно колеблясь — падать ей на такую грязную, вымазанную машинным маслом щеку или нет, она нехотя покатилась вниз.

— Какие, вы, взрослые, все-таки странные! Вы так вздыхали и так охали, что мы было подумали — бедный человек, какая страшная беда с ним, наверное, приключилась! — сказал Панчо.

— Шофер, поехали дальше! — скомандовала Лидуся.

И автобус тронулся. Время уже близилось к полудню. Солнце поднялось высоко над крышами домов, щедро сыпя жар своих лучей. В чистом прозрачном воздухе гора Витоша, задумчиво возвышавшаяся над городом, казалась совсем близкой.

— О горе мне! Горе! — скорбно прошептал грустный пассажир и, снова вытащив из кармана гаечный ключ, стал бесцельно перекладывать его из руки в руку.