Погребённый великан - [26]

* * *

Сквозь дверной проём Аксель видел, как Айвор широким шагом удаляется по залитому солнцем подворью.

— Печальные новости, принцесса.

— Печальные, Аксель, но нас они не касаются. Давай не будем больше терять здесь времени. Сегодня нас ждёт крутая тропа.

Яства и молоко были свежайшими, и какое-то время супруги ели молча. Потом Беатриса спросила:

— Думаешь, в этом и есть правда, Аксель? В том, что Айвор сказал прошлой ночью о хмари, что это сам Господь лишает нас памяти?

— Не знаю, что об этом и думать, принцесса.

— Аксель, сегодня утром, когда я только проснулась, мне пришла в голову одна мысль.

— Что за мысль, принцесса?

— Просто мысль. Может быть, Господь сердится на нас за что-то, что мы сотворили. А может, не сердится, а стыдится.

— Любопытная мысль, принцесса. Но если всё так, как ты говоришь, почему же он нас не накажет? Зачем заставлять нас, как дураков, забывать то, что случилось всего час назад?

— Может быть, Господу так стыдно за нас из-за того, что мы сотворили, что он сам хочет об этом забыть. И, как сказал Айвору тот чужестранец, если не помнит Господь, неудивительно, что и мы не помним.

— Что же могли мы сотворить такого, чтобы Господь настолько нас устыдился?

— Не знаю. Аксель. Но это точно не то, что сделали ты или я, потому что нас он всегда любил. Если мы помолимся ему, помолимся и попросим его вспомнить хотя бы несколько самых драгоценных для нас вещей, может, он услышит нас и исполнит наше желание.

Снаружи раздался взрыв смеха. Слегка наклонив голову, Аксель рассмотрел во дворе кучку детворы, бродившей по плоским камням над ручьём, стараясь сохранить равновесие. Пока он смотрел, один из детей с визгом свалился в воду.

— Кто знает, принцесса. Может быть, у мудрого монаха в горах найдётся объяснение. Но раз мы заговорили о том, как проснулись сегодня утром, мне тоже кое-что пришло в голову, возможно, как раз тогда, когда твои мысли пришли к тебе. Это было воспоминание, очень простое, но оно меня очень порадовало.

— О, Аксель! Что же это было за воспоминание?

— Мне вспомнилось время, когда мы шли через ярмарку или праздничную площадь. Мы были в деревне, но не в нашей, и на тебе был светло-зелёный плащ с капюшоном.

— Это точно сон, муж, или было очень давно. У меня нет зелёного плаща.

— Я и говорю, что давно, принцесса. Стоял летний день, но в том месте дул холодный ветер, и ты куталась в зелёный плащ, только капюшон не надела. Это была ярмарка или, может, праздник какой. В деревне на склоне холма с козами в загоне, и ты тогда была там в первый раз.

— И что же мы там делали, Аксель?

— Просто гуляли рука об руку, а потом вдруг у нас на пути появился незнакомец, парень из той деревни. Он взглянул на тебя и уставился, точно на богиню. Помнишь, принцесса? Молодой парень, хотя, думаю, мы тоже тогда были молоды. И он воскликнул, что никогда его глаза не видывали такой красавицы. Потом он протянул руку и дотронулся до твоей руки. Об этом ты помнишь, принцесса?

— Что-то такое припоминается, но туманно. Наверное, тот парень, о котором ты говоришь, был пьян.

— Может, и пьян чуток, не знаю, принцесса. Я же говорю, в тот день был праздник. Так или иначе, он увидел тебя и обомлел. Сказал, что никогда не видал никого красивее тебя.

— Тогда это точно было давным-давно! Не в тот ли день ты приревновал меня и повздорил с тем парнем, да так, что нам чуть не пришлось ноги уносить из той деревни?

— Ничего подобного я не помню, принцесса. В тот день, о котором я вспомнил, на тебе был зелёный плащ, и в деревне что-то праздновали, и тот незнакомец, увидев, что я — твой защитник, повернулся ко мне и сказал: «Она — самое прекрасное, что мне доводилось видеть в жизни, заботься о ней наилучшим образом, друг мой». Вот что он сказал.

— Что-то припоминается, но уверена, что тогда ты из ревности с ним повздорил.

— Как мог я учинить такое, если даже сейчас чувствую, как от слов того незнакомца меня распирает от гордости? Самое прекрасное, что ему доводилось видеть в жизни. И он наказал мне заботиться о тебе наилучшим образом.

— Если тебя и распирало от гордости, Аксель, то ревности в тебе тоже хватало. Разве ты не повздорил с тем парнем, не посмотрев на то, что он был пьян?

— Я помню это совсем не так, принцесса. Возможно, я просто сделал вид, что ревную, шутки ради. Но я же знал, что тот парень не хотел ничего дурного. Сегодня я проснулся, и у меня перед глазами встала та сцена, хотя прошло уже много лет.

— Если тебе именно так всё запомнилось, Аксель, пусть так и будет. С этой хмарью все воспоминания — драгоценны, и мы должны их хранить как зеницу ока.

— Я всё думаю, что сталось с тем плащом. Ты так его берегла.

— Это был плащ, Аксель, и, как любой плащ, с годами он должен был износиться.

— А может, мы его где-то потеряли? Может, забыли на камне в солнечный день?

— Теперь вспоминаю. И я горько винила тебя за его потерю.

— Наверняка винила, принцесса, хотя ума не приложу, какая была в том справедливость.

— О, Аксель, какое облегчение, что мы всё ещё можем что-то вспомнить, с хмарью или без. Может, Господь уже услышал нас и спешит помочь нам вспомнить всё.