Погребенные - [6]

Чтобы оценить красоту Кумгильи, требовалось время. Даже в летний солнечный день первым впечатлением туриста было серое убожество. Вздыбленные холмы со склонами, покрытыми сланцевой пылью, напоминали гигантские кучи золы в саду. Редкие деревья удерживали свои ненадежные позиции, вцепившись корнями в каменную крошку; из осыпей создавались все новые холмы.

В начале прошлого века это был край каменистых отрогов и торфяников, сланцевые пласты укрывал ковер из вереска и можжевельника. Продутая ветрами пустошь, где жители крохотной деревушки с трудом добывали себе скудное пропитание на мелких фермах с несколькими овцами. В августе и сентябре, когда из промышленных районов Ланкашира наезжали богачи поохотиться на куропаток, эти арендаторы нанимались к ним загонщиками. Никто не помышлял о переменах, пока в 1825 году на горизонте не появился Уильям Мэтисон.

Сын подрядчика из Средней Англии, Мэтисон сразу разглядел скрытые возможности сланцевых залежей и стал обдумывать способы их выгодной разработки. Он уговорил нескольких местных жителей помочь ему пробить стофутовый ход в горе — и ко времени его смерти в 1870 году Кумгилья уже обильно снабжала всю Англию кровельным материалом. Новый промысел вызвал бум, забытая Богом деревня стала шахтерским поселком. Ежедневно люди работали по двенадцать часов глубоко под землей, при свечах дробя сланец и загружая вагонетки, которые вытягивали наверх лебедками.

Поколения рабочих следовали по стопам предков, шахты все больше углублялись по мере того, как возрастал спрос на шифер из Кумгильи. Потом началась война, а после нее шифер вытеснила более дешевая искусственная черепица. Одни говорили, что сланцевые залежи Кумгильи практически выработаны, другие — что на рынке спад, и сократившийся спрос можно удовлетворять, добывая сланец в открытых карьерах. Бурное развитие Кумгильи сменилось упадком. Многие жители помоложе покинули ее в поисках более надежного заработка. В скором времени вагонетки и лебедки могли заржаветь и прийти в негодность, шахты наполниться водой и стать опасными: гора возвращала отнятое у нее.

Но этого не произошло. Артур Мэтисон, праправнук Уильяма, сохранил семейный талант предпринимателя. У добычи сланца не было будущего, зато бурно развивался туризм, — а в Кумгилье имелось все для этого. Показать публике, как шахтеры работали при свечах, воссоздать атмосферу опасностей и лишений. Вагонетки можно переделать для перевозки пассажиров и устроить световые эффекты в самых больших пещерах.

За пять лет Артур Мэтисон воплотил свою мечту. В первый же летний сезон Кумгилья принимала за неделю до двадцати тысяч гостей. На следующий год Мэтисон открыл для публики глубокие шахты, и число посетителей увеличилось еще на пять тысяч.

Но городок продолжал хиреть: сама Кумгилья была никому не нужна, всех интересовали только шахты. Жители города-призрака, чьи предки некогда приветствовали Уильяма Мэтисона, — проклинали Артура, разрушившего их привычный уклад жизни. Кумгилья погружалась в тягостное оцепенение; тем временем вновь разбогатевшие шахты процветали.

Таково было положение вещей в тот душный майский день, когда Саймон Рэнкин и Андреа наконец достигли цели своего путешествия.

Два каменных коттеджа с видом на шоссе недавно перестроили в один. Внутри смешивались запахи свежей краски и средства от древоточцев. Просторно и до смешного дешево — ведь никто не хотел проводить в Кумгилье весь отпуск.

— Сорок фунтов в неделю, на любой срок, — повторил Саймон, когда они вдвоем убирали со стола после ужина. Он чувствовал себя виноватым, потому что платила за все Андреа. Но пока иначе и быть не могло. Когда он придет в себя, поищет работу. Однако прежде нужно от многого избавиться. Прожив зиму с Андреа, он начал успокаиваться. Слабый внутренний голос звучал все тише: "Ты живешь во грехе!" Услышав его, Рэнкин уже не вздрагивал, мог даже отмахнуться. С точки зрения иезуитов, его брак был тоже грехом.

— Я видела, утром заходил почтальон, — Андреа вопросительно взглянула на него, на миг отрываясь от вытирания посуды.

— Да вот… получил письмо, — он опустил глаза, чувствуя, что краснеет.

— Счет?

— Я разберусь сам, не беспокойся.

— Нет, самому тебе не разобраться, у тебя не осталось денег. Дай его мне.

— Она зимой ездила отдыхать с детьми… — Уже несколько месяцев Саймон не произносил имени Джули: в присутствии Андреа это казалось ему кощунством. — Ей не следовало останавливаться в четырехзвездочном отеле. И в любом случае платить должен он.

— Послушай, — Андреа поставила тарелку на стол и вытерла руки. — Во всем виноваты дурацкие законы. Я же сказала, что буду оплачивать твои счета до тех пор, пока все не уладится.

Глаза Саймона затуманились. Он кивнул.

— Хорошо, но я постараюсь найти какую-нибудь работу…

— Всему свое время. Мы останемся здесь еще на несколько недель, так надо. А то еще придется выхаживать тебя от нервного расстройства.

Саймону пришлось отвернуться. Он ничуть не сомневался, что в случае необходимости Андреа нянчилась бы с ним. Так что пусть уж лучше платит пока его долги. Настанет день, и он вернет ей все с лихвой.