Погребенная во льдах - [10]

— Нет, больше он ничего не рассказывал. Но я думаю, Элиас о них беспокоился, ведь как только он добрался до нас, пошел снег. А эти холмы, открытые всем ветрам… Ему было о чем беспокоиться.

— Ты полагаешь, он мог на обратном пути отправиться на их поиски? Чтобы удостовериться, что они благополучно перебрались через холмы и вышли на прямую дорогу к Шрусбери? Для него это был бы не такой уж большой крюк.

— Возможно, что и так, — сказал Леонард и умолк, озабоченно нахмурившись и глядя на Кадфаэля в ожидании разъяснений.

— Да, интересно было бы знать, не нашел ли он их и не вел ли сюда! — брат Кадфаэль говорил как бы сам с собой, а сбитый с толку приор терпеливо ждал.

Кадфаэль между тем размышлял, что же с ними сейчас, если его догадка верна. Их единственного защитника избили до бесчувствия и бросили, сочтя мертвым, но где же эти трое? Однако нет никаких доказательств, что это те самые злополучные Хьюгонины и молодая монахиня. Множество несчастных, и среди них девушки, бежали из разоренного Вустера.

Упрямые девушки, которые задают тон? Ну что же, насколько ему известно, они рождаются не только в замках, но и в хижинах, и их немало в семьях простых землепашцев. Женщины так же различаются между собой, как и мужчины.

— Леонард, — наконец прервав свои раздумья, сказал Кадфаэль, перегнувшись через стол, — ты не получал от шерифа бумагу, в которой говорится о двух знатных детях из Вустера, юной девушке и мальчике, ушедших в сопровождении монахини из тамошнего монастыря и потерявшихся?

Озадаченный приор со встревоженным видом покачал головой.

— Нет, я не помню такой депеши. Ты хочешь сказать, что это… Да, брат Элиас определенно испытывал беспокойство. Ты думаешь, что путники, о которых он говорил, те самые пропавшие?

Кадфаэль поведал ему всю историю — о побеге Хьюгонинов, об их поисках, об отчаянном положении их дяди, которому угрожает арест и тюрьма, если он рискнет пересечь границу владений короля. Леонард слушал со все возрастающим беспокойством.

— Действительно, возможно, что это они. Если бы только бедный брат Элиас смог заговорить! — воскликнул он.

— Но он уже кое-что рассказал. О том, например, что оставил их в Фоксвуде и что они хотели перебраться через холмы и идти в Шрусбери. Это означает, что им нужно было перебраться через склон Кли, к Годстоку, а там они очутились бы на землях Уэнлокского аббатства.

— Но это тяжелый путь, — в ужасе запричитал приор. — И на следующую ночь был сильный снегопад.

— Но ведь полной уверенности у нас нет, — осторожно напомнил ему Кадфаэль, — это всего лишь предположение. Четверть Вустера бежала во время этой бойни. Я лучше пойду, подежурю около нашего подопечного, сейчас нет времени на бесплодные домыслы. Ведь только он может дать нам новые сведения, а кроме того, этого брата принесли к воротам вашей обители, и, раз он здесь, мы должны сделать все возможное для его спасения. Иди к повечерию, Леонард, и помолись за несчастного, а я сделаю то же самое у его постели. Если лее он заговорит — не беспокойся, я буду бодрствовать и не пропущу ни слова.

Во второй половине ночи раненый впервые пошевелился. Кадфаэль давно привык спать, приоткрыв один глаз и навострив уши. Вот так он дремал и на этот раз, примостившись на низеньком табурете у изголовья кровати. Голова его была опущена, руки сложены на груди, а локтем он опирался о деревянную спинку кровати, чтобы сразу проснуться при малейшем движении Элиаса. Разбудил его какой-то звук, и Кадфаэль наклонился к кровати, затаив дыхание. Дело в том, что Элиас вдруг вздохнул глубоко и свободно, и вздох этот прошел по всему искалеченному телу. Больной застонал от внезапно пронзившей его боли. Ужасный хрип в горле смягчился, и он впервые глубоко втянул воздух — правда, с трудом, но жадно, как голодающий набрасывается на пишу. Кадфаэль увидел, как по лицу несчастного пробежала сильная дрожь и распухшие губы приоткрылись. Раненый высунул кончик воспаленного языка, чтобы облизать их, но у него ничего не получилось. Однако рот брата Элиаса остался открытым, и послышался долгий вздох, перешедший в стон.

У Кадфаэля возле жаровни, чтобы не остывал, стоял кувшин с вином, подслащенным медом. Он влил несколько капель в приоткрытый рот Элиаса и с радостью заметил, что неподвижное лицо с отсутствующим взглядом внезапно исказилось судорогой и бедняга с трудом сделал глотательное движение. Когда Кадфаэль дотронулся до губ раненого, они снова с жадностью приоткрылись. Так капля за каплей Кадфаэль вливал в рот раненого приготовленное питье, пока тот не перестал глотать, вероятно насытившись. Теперь, когда в тело несчастного проникло тепло и изнутри, и снаружи, холодное предсмертное забвение постепенно сменилось сном. Кадфаэль подумал, что если сильный организм раненого справится, то при хорошем уходе через несколько дней Элиас сможет прийти в себя. Но вспомнит ли он все, что с ним произошло, — это другой вопрос. Брат Кадфаэль видал людей, выживших после подобных ранений головы, которые вспоминали каждую деталь своего детства и далекого прошлого, но ничего не помнили об обстоятельствах, из-за которых совсем недавно оказались на краю гибели.