Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. - [49]
К удельной старине мятеж 1508 г. не имел никакого отношения. Удельные князья, чьи владения оказались в зоне восстания (Мстиславль, Слуцк, Клецк), не только не поддержали мятежников, но и оказали им упорное сопротивление. А было ли вообще движение Глинских княжеским по своему составу? В Русском временнике в списке лиц, выехавших после провала восстания в Московское государство, названо лишь 11 княжат, в том числе пятеро Глинских, двое их родичей — Жижемских, Иван Козловский (согласно тому же летописцу, он служил Глинским), Василий Мунча, Иван Озерецкий и Андрей Друцкий. Остальные 18 человек — нетитулованные лица (за небольшим исключением — родственники или слуги Глинских)[635]. Из князей, причастных к восстанию, но оставшихся в Литве, можно назвать Федора и Андрея Лукомских, и, может быть, одного из Полубенских[636].
Таким образом, большинство княжат — участников восстания принадлежало к клану Глинских или было связано с ними родством или службой. По существу, единственным заметным успехом Глинских в княжеской среде был переход на их сторону кн. Друцких, осажденных в своем городе Михаилом Глинским и московскими войсками[637]. После отступления последних большинство князей Друцких (за исключением упомянутого выше Андрея, выехавшего вместе с Глинскими в Россию) вместе с городом Друцком вернулись в литовское подданство. Разные ветви этого разросшегося княжеского рода тягались между собой из-за земель: согласно судной грамоте Ульяне Гольцовской от 7 августа 1509 г., князья Одинцевичи пытались, обвинив княгиню Ульяну в соучастии в мятеже Глинских, завладеть ее отчиной. Отводя от себя обвинения, княгиня заявила, что как Глинский «до Друцка приехал», то «ведают старшыи князи Друцкий, которым будуть обычаем того зрадцу господарского до замку пустили»[638]. Возможно, именно распри среди друцких княжат привели к тому, что мятежники не встретили здесь сопротивления, а кое-кто даже примкнул к ним и выехал вместе с Глинскими в Москву.
Большинство литовско-русских князей отнеслись к мятежу равнодушно или даже враждебно. Многие князья приняли участие в походе против Глинских и московских войск: гетман К. И. Острожский, Федор и Семен Чарторыйские, кн. Полубенский и др.[639]. Ряд православных князей и панов подали челобитья о компенсации причиненного им во время мятежа ущерба — примеры таких прошений приведены выше. Стремясь сузить социальную базу восставших, Сигизмунд уже в апреле 1508 г. начал раздавать имения Глинских и их сторонников. Конфискованные села и дворы мятежников перешли к новым владельцам, в том числе княжатам: Ю. И. Дубровицкому, В. А. Полубенскому, Ф. И. Ярославичу, Настасье Слуцкой и др., а гетману К. И. Острожскому достался г. Туров[640].
Итак, можно согласиться с теми исследователями, которые отрицали национальную или религиозную подоплеку событий 1508 г. Выступление Глинских не было ни «народным восстанием», ни движением православных князей. Это был мятеж, поднятый Глинскими из-за нежелания смириться с утратой высокого положения при дворе и опиравшийся большей частью на их родственников и слуг. Таким образом, подтверждается выдвинутое нами в результате анализа положения православных князей в Литве начала XVI в. предположение, что княжата теперь в массе своей были лояльны к виленскому правительству и уже не представляли собой потенциальных союзников Москвы.
Свою преданность Литве князья демонстрировали и в следующих войнах с Москвой. Особенно часто подвергалась испытанию лояльность Мстиславского князя, чей удел после 1500 г. оказался у самой границы. Московские полки подходили к Мстиславлю и в 1501-м, и в 1507–1508 гг., и в 1514-м. Последний случай особенно примечателен.
Летописи сообщают, что после взятия Смоленска Василием III великий князь послал 7 августа 1514 г. своих воевод к Мстиславлю «на князя на Михаила на Мстиславского». И вот кн. Михаил, услышав об их приближении, воевод встретил «и бил им челом, чтобы государь князь великий пожаловал, взял его к себе в службу и с вотчиною, да и крест воеводам на том целовал с всеми своими людми»[641]. «Слугой» Василия III кн. Мстиславский был, однако, очень недолго: стоило московским воеводам потерпеть тяжелое поражение в Оршинской битве, как он тут же «отступи» обратно к королю[642]. Сам кн. Михаил раскрывает мотивы своего поведения в челобитье королю Сигизмунду (декабрь 1514 г.): прежде всего он указывал на многократный перевес неприятеля, но кроме того, сделал очень ценное признание — «видячи, иж тому… неприятелю не может ся оборонити, а ни отседети, а наболей, иж бояре его и люди мстиславскии ему к обороне помочни быти не хотели…», он и сдал замок московским воеводам, а услышав приближение литовского войска, сразу же послал служебника к королю «объявляючи верность свою»
