Пограничник - [25]

Кто-то завидовал майору, кто-то сомневался в том, что тот вообще умирал, а кто-то считал, что майора просто подменили. И вот спустя год, после множества реабилитационных центров и лечения в самых престижных санаториях, майора, живого и, по-видимому, невредимого, отправили на заставу. Почему не в боевую часть? — задавался вопросом каждый, кто встречал майора в то морозное утро на плацу перед казармами, но ответа, естественно, не было. Вместе с майором в части появились новый зам по тылу с красавицей женой и новый же комиссар по пропаганде. Прежний внезапно занемог и перевелся в западный округ.

Вот тогда-то перед казармами, стоя вместе со всеми в строю, Иван и увидел в первый раз эти разные глаза. Один глаз у бледного, высокого, затянутого в черный кожаный плащ майора был совершенно черным, а второй — голубым. Майор прошел мимо строя, пронзительно заглядывая каждому из бойцов в глаза, леденящим взглядом вынимая на мгновение душу каждого из них. Когда он отошел, Цырен Бадманов, стоявший слева от Ивана, прошептал:

— Однако, Хурмага к нам пожаловал… Жди беды…

И несмотря на то что майора и Цырена разделяло не менее двадцати метров, майор остановился и, обернувшись назад, посмотрел именно на Бадманова. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Скосив глаза, Иван обнаружил, что смелый бурят, который в семнадцать лет в одиночку ходил на медведя, покрылся испариной.

Вечером в каптерке, когда они остались вдвоем, Иван тихо спросил:

— Цырен, а кто такой Хурмага?

Бадманов долго молчал. Потом бесшумно встал, выглянул за дверь, убедился, что никто не слышит.

— Хурмага — злой дух, — шепотом объяснил он Ивану, наклонившись к нему, — живет в Саянах на Черной шишке, гора такая есть. У него большие крылья и очень большие зубы. Он прилетает по ночам и забирает души людей. Этот майор, Иван, нехороший человек, наверное, он и не человек вовсе, — Ивану пришлось напрячь слух, чтобы расслышать, что говорит Цырен. — Будет беда, большая беда. Поверь мне… — в узких глазах Бадманова появился страх.

— Взво-од! Смир-но! — заорал кто-то рядом, Иван подхватился, вскочил на ноги, дверь с шумом распахнулась, и Иван не удивился, если бы на пороге возник грозный майор Хенкер, но в каптерку ввалился круглолицый и румяный с мороза Васька Поплавский в тулупе и в унтах — только что вернулся с патрулирования.

— Отставить! — шутливо скомандовал он, подражая взводному, и засмеялся, видя, что его появление произвело впечатление на приятелей.

— Не шуми! — шикнул на него Иван. — Вон, лучше послушай нашего охотника. Он говорит, что майор наш — злой дух…

От его голоса Бадманов съежился. Помолчали.

— Дух не дух, — серьезно сказал Васька, закуривая вонючую папиросу, — а вот то, что он непростой, — факт. По мне, лучше бы старый командир остался. Душевный был человек. А с этим ухи надо держать востро. Съест.

Как в воду глядел Васька…

— Зачем сказал? — с укором спросил Ивана Бадманов, когда Васька, докурив и раздавив окурок в пепельнице, вышел из каптерки. — Я же только тебе одному это доверил! Не надо так. Больше не говори никому!

— Извини, Цырен, не подумал… — ответил тогда Иван.

И даже сейчас, через пять лет, он все еще чувствовал вину перед бурятом, который первым разглядел надвигающуюся на них опасность.

Зима в том году выдалась снежная, с частыми буранами. Почти каждое утро солдатам приходилось чистить снег на плацу, ну а тропинки, ведущие от пунктов временной дислокации к караульным постам, либо утаптывали, либо тоже расчищали лопатами. С начала зимы морозы стояли несильные, но к январю так прижало, что трещали толстые стволы кедров. По ночам термометр опускался до минус сорока семи, а маленькая котельная усиленно коптила черным дымом блекло-серую простыню северного неба, тщетно стараясь разогнать стужу.

Солдаты замерзали даже в овчинных тулупах и теплых унтах. В блиндажах дежурные жались поближе к печкам.

В остальном на заставе все осталось по-прежнему. Несмотря на мороз, майор вместе с замом по тылу пропадали в тундре, только вот почему-то они очень редко привозили с охоты трофеи. Да еще стала чахнуть жена зама по тылу. Ивану как-то довелось увидеть ее близко — столкнулись на узкой тропинке. И когда он шагнул в снег, пропуская ее, то заметил, что столичная красавица сильно похудела за прошедшие три месяца, под глазами залегли темные круги, а нос заострился. Она отвернулась от любопытного Иванова взгляда, склонила голову. А Иван удивился. Если бы его жена на далекой заставе выглядела так, он давно бы отвез ее в город — в больницу. Но заму по тылу, видимо, не было до этого никакого дела. А может, он сам довел свою жену до такого состояния, кто знает?

Еще один тревожный «звоночек» раздался, когда к ним неожиданно пожаловали два офицера из вертолетной части. Пожаловали на снегоходе, но не к заставе, а прямо к дальнему ПВД.

— Здорово, мужики! — крикнул один из них, когда они еще только подъезжали. Взводный, невысокий светловолосый крепыш Михаил Барков, которого за глаза все звали Бара, жестом скомандовал насторожившимся солдатам «вольно», вышел вперед. О чем он говорил с «летунами», стоявшими на краю траншеи, Иван не слышал, но вернулся Бара озабоченный. А когда шум снегохода затих, он оглядел всех и вздохнул.