Пограничная крепость - [28]

Одновременно Захария Фролыч наполнился равнодушной отвагой.

- Я требую объяснений, - сказал он ровно, предполагая, что каркнет, но вовсе не каркнул - напротив, очень хорошо сказал. Будтову было трудно оценить свой собственный голос, но даже он почувствовал, что изменилось все - тембр, интонации, глубина, высота и ширина. И даже слова, которые этим голосом говорились.

Минус Второй распрямился, посмотрел на пациента.

- Потерпите еще немного, - улыбнулся он. - Завтра с утра начнутся занятия.

- Гипноз? - уточнил Будтов, помолчав.

- Нет, с гипнозом все. Вы пройдете полный курс выживания в экстремальных и терминальных условиях, научитесь многим полезным вещам. Но важнее всего то, что будет, наконец, восстановлена связь времен.

- Сначала я должен заехать домой, - заупрямился Захария Фролыч. - Там кот, один. Вы, часом, котов не вытрезвляете?

- Мы уладим с котом, - пообещал Минус Первый. - Вам нельзя приближаться к дому - во всяком случае, пока. Вам надо освоиться в вашем новом качестве, многому научиться, многое пересмотреть. Мы расстреляем стекло, и кот выбежит сам.

- Зачем же по стеклам стрелять? - возмутился Будтов.

- Надо и о себе подумать, - пожал плечами тот. - Или вы считаете, что нам ничто не угрожает?

- У меня вещи, обстановка, - проворчал Будтов, прекрасно сознавая глупость сказанного.

- Вещи вы все сдали в магазин, расставили по ящикам, - обидно возразил Минус Второй и снова повернулся к Даше. Он взмахнул рукой, и Захарию Фролычу померещилось, будто в ней полыхнул огонь, но вспышка была секундной, дыма не было - а стало быть, и огонь померещился. "Игра теней и света", - подумал Будтов.

- У меня за квартиру не плачено, - привел он последний, убийственный довод.

- Ничего страшного, - Минус Первый помог ему слезть со стола. - Не так уж долго вас не будет, расплатитесь.

Врал, конечно - и даже не слишком скрывал вранье.

Очутившись на полу, Будтов открыл, что и шагу ступить не может странно, в остальном он чувствовал себя великолепно.

- Что, водит? - засмеялся Минус Первый. - Это сейчас пройдет. Вообще, Спящий, вы станете совсем другим человеком. Вас подкормят, подколют, подтянут. А уж когда вы осознаете всю степень своей значительности...

Покуда он говорил, его товарищ помогал подняться Даше. Захария Фролыч, взглянув на подругу, ахнул. В его голове зашевелились озорные мысли - словно детки, ослабленные мрачным подземельем и выпущенные погулять на солнышко.

- Можно мне зеркало? - с опаской спросила Даша. Медсестра вопросительно взглянула на Минус Второго.

- Потом, все потом, - Минус Второй шагнул к двери, осторожно выглянул в коридор. Захария Фролыч зачем-то отметил, что Минус работал без хирургических перчаток.

- Да, поспешим, - согласился напарник. - Не будем испытывать судьбу, нам и так сказочно повезло.

- Обопритесь на меня, - приказал Минус Второй Даше. Та едва не упала, но была вовремя подхвачена. - Ничего, ничего. Пока будем спускаться по лестнице, все и кончится.

Сестры принялись складывать инструменты, зашумела вода. Трехглазые лампы погасли, запахло табачным дымом. На пороге Минус Первый обернулся и отдал старшей сестре последний приказ:

- Объект законсервировать. Персонал и охрану сменить. Снять вывеску, отозвать рекламу. Минимум контактов с внешним миром.

- Вообще не будет работы? - почтительно осведомилась старшая сестра.

- Вообще. И, - Минус Первый возвел очи горе, - надеюсь, что никогда.

* * *

В казарме было пусто и гулко. Две кровати с железными сетками наводили на мысли об авангардных фильмах, снятых в бурых тонах. Повсюду в этих фильмах ржавчина, капает вода, тусклое освещение, депрессивные герои...

Казарма сопровождает человека всю жизнь, с детского сада, начинаясь запахом горелой манной каши и странного кофе, сдобренного молоком; потом их аромат сменяется благоуханием сапог, машинного масла и псины, а после мир, прощаясь навсегда, пахнет капустой и гречневой кашей с пищеблока дурдома.

Даша присела на одну из кроватей, попрыгала.

- В профилактории бывало лучше, - заметила она недовольно.

Будтов посмотрел в окно, поразмыслил над краснозвездными воротцами.

- Это какая-то воинская часть. Или маскировка под нее. Часового видала?

- Видала. А ты себя-то видал?

- Мать честная! - Будтов хлопнул себя по лбу. - Где тут у них можно посмотреться?

- В умывальнике, наверно, - подсказала Даша. - Пойдем, разведаем.

Они вышли в коридор, где Будтов невольно поискал глазами боевое знамя части, хотя и знал уже, что никаких знамен в этой казарме нет. Справа журчало; в полутемном холодном помещении - больше сортире, чем умывальной, действительно висело зеркало. Захария Фролыч взглянул на себя и почувствовал, что у него подгибаются колени. Взглядом ему отвечал совершенно незнакомый человек. Будтов был худ лицом, на щеках и мясистом носу цвел вечный вишневый румянец, а шалые глаза перепрыгивали с пятое на десятое независимо от общего выражения. Череп покрывали густые, седеющие волосы, местами они завивались в сальные кольца, местами - спадали прямо, тускло отсвечивая, как потемневшее серебро. Таким, во всяком случае, он был вчера наверное. Захария Фролыч точно не помнил, когда в последний разглядывал свою физиономию. Тем не менее, он был уверен, что изо дня в день он видел совсем не то, что сейчас: редкие черные пряди, тщательно зачесанные назад и открывающие задумчивые залысины. Тонкий подвижный нос с широкими ноздрями, испуганные зеленые глазки. Из глубоких морщин куда-то исчезли многолетние грязевые наслоения, которые давно сделались своеобразным придатком кожи неустранимым и сообщавшим ей особенный цвет. Из-за этого цвета Будтова не раз забирали в милицию, даже когда он был трезвый. Губы брезгливо поджаты. Захария Фролыч раскрыл рот и потрясенно застонал: тот, как у Даши, был полон зубов, кусачих и острых. Такие зубы регулярно скалятся с телеэкрана, и Будтову невольно почудился привкус мяты.