Погожочная яма - [11]

Скоро вечерний морозец выстудил хмель, захотелось еще подогреться, а денег — тю-тю. Что делать? Хотели зайти в общежитие к знакомым девчонкам, у них можно перехватить… Но тут и подвернулся тот парень. Вадим остановил его и предложил составить компанию. Парень вежливо отказался. И двинулся было дальше. Но Вадим ухватил его за воротник: «Постой! Одолжи на бутылку». Парень сказал, что денег у него нет. И тогда они силком увлекли его в затемненный проулок и прижали к глухой стене дома. Вадим для острастки и складень достал: «Ну, хватит отнекиваться. Выгружай бабки!»

Парень взмолился: «Ребята, я же не вру, нет у меня на бутылку… всего восемь рублей. Да вы хоть топором рубите, а больше нет» — и вывернул карман, достав из него всю мелочь и пересыпав в ладонь Вадима. «Ты, что ли, студент? — усмехнулся тот. — С такой мелочью ходишь… — увидел в руке парня перчатки, вырвал без всякого противления, куражливо упредив: — Теперь буду я греться. А ты гуляй, гуляй, коли такой неимущий…»

И этак мирненько разошлись — парень в одну сторону, они в другую. Казалось, инцидент был исчерпан. Однако минут через пять услышали за спиной шаги и чей-то властный оклик: «Эй, голубчики, притормозите!» Оглянулись — и опешили, увидев того же парня, только что ими ограбленного, а рядом с ним довольно внушительного вида и решительно настроенных оперативников. «Когда же он успел доложить?» — удивился не без тревоги Вадим. И, протрезвев окончательно, понял, что врюхались они по уши, что дело — швах; и не столь испугался, сколь растерялся, не найдя ничего лучшего, как снять злополучные перчатки и бросить на тротуар, в сторону подходившего парня с оперативниками: «На, возьми свои грелки, мне они не нужны… — и шепнул другу: — Бежим!»

Но бежать было уже поздно.

Вторая история гораздо серьезнее и мрачнее. И сам осужденный — не чета этим наивным «романтикам», сопливым мальчишкам, во всяком случае, Михайлов (фамилия изменена) никогда бы не опустился до восьми рублей — тут все круче замешано, и не рубли, а тысячи и тысячи зелененьких, будь они трижды прокляты, застили свет… помутили в последний момент и разум, толкнув человека на преступление…

Михайлову сорок лет. Человек он деловой, обстоятельный и достаточно образованный. До ареста возглавлял довольно солидное предприятие, ворочал, можно сказать, делами нешуточными… А начиналась эта история спокойно, при полном согласии обеих сторон: речь шла о регистрации импортных автомобилей, не прошедших таможенного оформления, стало быть, подложным путем, или, как сказано в приговоре, «легализацией нерастаможенных машин».

Доводкой же всей этой операции до полного, так сказать, ажура занимался некто Изосимов (фамилия изменена), человек, близкий к тем кругам, где и вершились, прокручивались эти дела, профессионал, работавший чисто, без сучка и задоринки, прямо-таки ювелир высшей пробы. И Михайлов, естественно, за него держался — дока незаменимый. Хотя и «дока» загодя предупредил Михайлова: счетчик работает! А когда истекло обусловленное время — сумма набежала кругленькая, о чем Изосимов и предупредил своего «работодателя». Михайлов молча кивнул, как бы соглашаясь, да, да, мол, долг платежом красен — однако сумма показалась завышенной. Вот уж поистине собственническая психология: берешь чужие, отдавать же приходится свои. Изосимов разгадал колебания гендиректора и предложил иной вариант. «Знаю, скоро ты получаешь новые машины, — закинул удочку. — А у меня такая рухлядь, пора на свалку… Улавливаешь мою мысль?»

Михайлов уловил, поговорили затем открыто — и торг состоялся. Сошлись на «тойоте». Однако время шло, а Михайлов помалкивал — иначе говоря, не вез и не тянул… вернее, тянул, ссылаясь на разные причины. Изосимов же все чаще и настойчивее напоминал о себе, ясно давая понять, что от своего он не отступит; надеяться на какие-то уступки с его стороны тоже не приходилось — не тот человек. И Михайлов решает наконец поставить в этом деле точку. «Все, — говорит он своему пособнику, — завтра едем в Новосибирск, машины там…» Изосимов удивился, почему там, а не здесь, но потом рукой махнул, дескать, в общем-то ему без разницы, где ее получать… Сели в михайловскую «тойоту» и поехали.

Погода стояла прекрасная. Солнечно, тихо, осенняя благодать. Изосимов был в приподнятом настроении, много шутил, анекдоты рассказывал. Михайлов вел машину и все больше помалкивал. Изосимов поинтересовался, между прочим, какого цвета его машина. «Да там их две; — помедлив, сказал Михайлов, — одна черная, а другая, кажется, цвета «мокрый асфальт»… На выбор». Изосимов засмеялся: «Годится! Беру «мокрый асфальт», не возражаешь?» Михайлов кивнул отстраненно: «Мокрый так мокрый… Сам выбираешь».

Проехали еще километров пять, не проронив больше ни слова. И где-то по дороге, между поселком Казачьим и Озерками, Михайлов незаметно достал пистолет и разрядил его в бывшего своего пособника, полагая, наверное, что иного выхода нет, а так — все будет шито-крыто, как говаривал сам Изосимов. Но шила в мешке не утаишь.

Вскоре Михайлов был арестован и полностью изобличен в умышленной расправе над тем, кому задолжал по «счетчику»… Расправа жестокая. Казалось, и приговор последует суровый. Но суд оказался на удивление снисходительным. Возможно, сыграли роль некие смягчающие обстоятельства, какие-то очень тонкие, простому глазу и незаметные, а лишь суду понятные нюансы, мотивы, позволившие ограничиться шестью годами лишения свободы бывшего генерального директора некоего ЗАО…