«…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967) - [10]
Мне понравилось, что Вы без повода и причины написали о Монтэне[107]. О таких людях и о таких вещах полезно напоминать, чтоб не очень все уже было мелко, и есть в этом больше настоящей «актуальности», чем в любой злободневной чепухе.
Рецензии Аронсона я еще не получил, но слышал, что она кислая[108]. Бог с ним! Надеюсь, Вы не обращаете на него внимания, тем более что совершенно правильно написали о газете вообще: утром читаешь, к вечеру забываешь. Но в защиту Аронсона следует сказать, что Вы и о нем лично отозвались в своем отчете не очень благосклонно[109]. У него, кстати, ужасно наивная и смешная манера в статьях: ставить баллы. «Первое стихотворение г-жи Х. Лучше, второе хуже» — и т. д. Притом безапелляционно, т. е.: без объяснения. Но еще раз — Бог с ним! В России критика всегда была второсортная, а теперь докатилась до окончательной Чухломы и Царевококшайска.
Вы мне не ответили насчет «Комментариев», т. е. насчет срока: конец декабря. Подходит ли это Вам? Я пишу их урывками, т. к. сейчас у меня много здешнего дела.
Еще забыл Вас спросить вот о чем: Варшавский должен был Вам передать рукопись Анны Морисовны Элькан о Петербурге начала революции[110]. Я ему послал ее для прочтения. Читали ли Вы ее? Собираетесь ли напечатать? По материалу — вещь интересная, а что написано с излишними «красотами», так этим грешат сейчас многие (даже Вейдле пустился выдумывать свои слова, ce qui n’est pas tant a fait son rayon![111]). Мне лично было бы приятно, если бы Вы это поместили — но скажу откровенно почему: потому что меня автор об этом просил и я обещал «походатайствовать». Видите, я не собираюсь с Вами хитрить! Там есть строк 10 обо мне, каким я был в ту пору[112]. Если будете печатать, лучше выбросьте это! Это ни к чему, и от взаимных комплиментов журнал может стать похож на «лавочку».
До свидания. Если соберетесь в Англию, предупредите заранее. От души желаю успеха Вам и «Опытам», и уверен, что успех должен быть, хотя не сразу и не единодушный, по самому скрыто-задиристому характеру журнала и по настроениям нашей эмигрантской, новой и старой, среды.
Ваш Г. Адамович
P. S. 16 декабря уезжаю в Париж до 10 января. Адрес прежний — 53, rue de Ponthieu, Paris 8е.
24. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу
13.12.53
Дорогой Георгий Викторович, большое спасибо за милое письмо!
В ответ о том, какой последний срок — всегдашний вопрос — отвечу — чем раньше, тем лучше, а по календарю к НОВОМУ ГОДУ, т. е. 1 января. Нужно снова спешить!
А Аронсон меня больше не трогает, да я сам, думаю, хватил через край, вообразив, что обозреватель этот монстр, и, кажется, подгадил нам самим или, как говорится у Чехова, «не могу тебе простить, что ты разговаривал о декадентах с половыми»[113]. Где это?
Вашей дамы[114] еще не читал, хотя Варш<авский> честно приносил и просил, но сам он ее читать не стал почему-то. В третьем № местов нету, ту э компле[115], м-сье, дам! — ждите Четвертого, если что…»
Почему-то хочется посмеяться сегодня, извините старика. Впрочем, мы не старики. Знаете ли Вы, почему мы не старики, а в те далекие времена, скажем пушкинские, 16-летние были уже стариками? Потому что они имели готовое мировоззрение, ответы на все сомнения и всё знали, как и почему, а мы, дожив до 60 лет, не знаем и первого слова, с чего начать, что отвечать, так и промаемся свистунами. Какая прелесть, какое счастье! Плачем же мы по старости и прочной всеобъемлющей философии и тянемся к Пушкину, который решительно ни разу не ошибся в жизни.
Простите за рапсодию, но Вы на меня так действуете, как бы задумчиво. Очень Вас прошу, спросите Червинскую, Кантора, почему они так скромны с нами и не шлют того, что обещали. Неужели мне нужно их все еще просить? Мне трудно и скучновато. А журнал этот их, как он мой.
Ваш Р. Г.
25. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу
Nice
1/I-54
Дорогой Роман Николаевич.
Шлю Софье Михайловне и Вам лучшие пожелания к Новому году. Приехал на праздники в Ниццу и хотел отсюда послать Вам «Комментарии». Но здесь нет переписчицы — и поэтому откладываю присылку
до возвращения в Париж и в Англию. Простите за неаккуратность. Надеюсь, что Вас не очень подвожу. Рукопись будет у Вас между 15–20 января au plus tard[116].
Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович
P. S. Не думаете ли Вы, что «Опыты» могли бы попросить статьи у Маклакова?[117] А то он пишет для «Возрождения», которое больше похоже на помойную яму, чем на журнал. Помимо того он с удивлением говорил, что «Опыты» — единственное в эмиграции издание, которое ему не присылают. Его адрес — 5 rue Peguy, Paris 6е.
Для музыки — здесь, в Ницце, есть Леон<ид> Леонид<ович> Сабанеев[118], очень талантливый человек (даже не только для музыки). Адрес — 10, rue Guiglia, Nice. Вы, конечно, поймете, что если я вмешиваюсь в редакционные дела, то от симпатии к «Опытам».
26. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу
104, Ladybarn Road
Manchester 14, 24/I-54
Дорогой Роман Николаевич.
Вот «Комментарии»[119].
Если есть возможность, если хотите сделать мне большое одолжение: пришлите корректуру. Верну в тот же день.
Если невозможно — надеюсь на внимание корректора.
Шесть отрывков, идущих под номерами и общим заголовком «А. говорил мне», надо бы отделить от других чуть-чуть большим расстоянием (или, еще лучше, сузить расстояние между ними).
Георгий Адамович - прозаик, эссеист, поэт, один из ведущих литературных критиков русского зарубежья.Его считали избалованным и капризным, парадоксальным, изменчивым и неожиданным во вкусах и пристрастиях. Он нередко поклонялся тому, что сжигал, его трактовки одних и тех же авторов бывали подчас полярно противоположными... Но не это было главным. В своих лучших и итоговых работах Адамович был подлинным "арбитром вкуса".Одиночество - это условие существования русской литературы в эмиграции. Оторванная от родной почвы, затерянная в иноязычном мире, подвергаемая соблазнам культурной ассимиляции, она взамен обрела самое дорогое - свободу.Критические эссе, посвященные творчеству В.Набокова, Д.Мережковского, И.Бунина, З.Гиппиус, М.Алданова, Б.Зайцева и др., - не только рассуждения о силе, мастерстве, успехах и неудачах писателей русского зарубежья - это и повесть о стойкости людей, в бесприютном одиночестве отстоявших свободу и достоинство творчества.СодержаниеОдиночество и свобода ЭссеМережковский ЭссеШмелев ЭссеБунин ЭссеЕще о Бунине:По поводу "Воспоминаний" ЭссеПо поводу "Темных аллей" Эссе"Освобождение Толстого" ЭссеАлданов ЭссеЗинаида Гиппиус ЭссеРемизов ЭссеБорис Зайцев ЭссеВладимир Набоков ЭссеТэффи ЭссеКуприн ЭссеВячеслав Иванов и Лев Шестов ЭссеТрое (Поплавский, Штейгер, Фельзен)Поплавский ЭссеАнатолий Штейгер ЭссеЮрий Фельзен ЭссеСомнения и надежды Эссе.
Из источников эпистолярного характера следует отметить переписку 1955–1958 гг. между Г. Ивановым и И. Одоевцевой с Г. Адамовичем. Как вышло так, что теснейшая дружба, насчитывающая двадцать пять лет, сменилась пятнадцатилетней враждой? Что было настоящей причиной? Обоюдная зависть, — у одного к творческим успехам, у другого — к житейским? Об этом можно только догадываться, судя по второстепенным признакам: по намекам, отдельным интонациям писем. Или все-таки действительно главной причиной стало внезапное несходство политических убеждений?..Примирение Г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из книги Диаспора : Новые материалы. Выпуск V. «ВЕРНОЙ ДРУЖБЕ ГЛУБОКИЙ ПОКЛОН» . Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965). С. 558-608.
В издании впервые собраны основные довоенные работы поэта, эссеиста и критика Георгия Викторовича Адамовича (1892–1972), публиковавшиеся в самой известной газете русского зарубежья — парижских «Последних новостях» — с 1928 по 1940 год.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».