Поговори со мной… - [23]

Теперь пошли упражнения с губами. Она их вытягивала во всю длину трубочкой, улыбалась до ушей либо отвешивала нижнюю губу, подергивая бровями и строя себе глазки. Зеркальце нечаянно немножко повернулось, и изображение убежало в сторону. Катя возмущенно начала искать себя сзади и, никого там не обнаружив, опять положила руку на голову: «Вот дура! Это же опять я!» И сразу нашла себя в зеркале.

К моему удивлению, почему-то Катерина была более любопытна, чем Бой, я бы даже сказал, посмекалистее. Боя интересовали все предметы только на вкус и на возможность извлекать из них громкие звуки. Катя любила исследовать, экспериментировать и внедрять.

Как-то я, тоже ради эксперимента, показал обезьянам лист бумаги и карандаш. На листке бумаги в их присутствии нарисовал круглую улыбающуюся рожицу. Они увлеченно наблюдали. Затем предложил нашей парочке карандаши и бумагу. Приложил и рисунок, сообщив им, что это их портрет. Боя заинтересовал только карандаш, да и то на вкус. Катя же долго рассматривала мой рисунок со всех сторон и охала. Понравилось. Села на корточки, расположила лист бумаги на ровном цементном полу, ухватила карандаш ладошкой и нарисовала почти правильный круг! У меня было такое ощущение, что сейчас она изобразит и меня. И Катя, кажется, старалась сделать именно это. Только глаза оказались за пределами круга, а мой рот расплылся через весь лист. Катя сравнила портрет с оригиналом, ей очень не понравилось, и она все несколько раз перечеркнула. Потом пошли каляки-маляки. Но, думаю, если с ней позаниматься…

Или еще. Обезьянам грецкие орехи всегда дают уже колотые. А тут как-то у меня в кармане завалялись несколько целых, и я предложил их Кате с Боем. Бой тупо смотрел на орех, вертел его в руках, нюхал, клал за губу, но не более того. Катя залезла на перекладину и сбросила свой орех на цемент. Орех остался целый. Катя повторила прием несколько раз. Хоть бы что. Она ходила кругами вокруг ореха и уже волновалась. Потом как бы в сердцах схватила таз и с диким криком рубанула им по ореху. Бой весьма возмутился такой выходке: таз – его инструмент во время концертов, и немедленно его отнял, тут же продемонстрировав, как надо стучать по-настоящему! Но орех оказался расколот! Что Кате и требовалось!

Однажды Бой опять сильно занемог.

Летом болезнь у обезьян в основном одна, очередной понос. Но если до этого случая выручали глинтвейн, вяжущие травяные чаи и диета из листьев ивы, то в этот раз Бою привычные средства не помогли. Заболели-то они, как всегда, вместе с Катей и Ромой, но те быстро поправились. А у Боя недуг продолжился уже в форме геморрагического энтероколита и начались осложнения с сердцем – подозрение на очередной инфаркт. Вообще некоторые, на первый взгляд незаметные или простые болезни у зоопарковских питомцев вдруг превращались в скоротечные. Я всегда очень переживал по этому поводу, чувствуя свою полную беспомощность. Первое время мы иногда приглашали для консультации преподавателей из душанбинского ветеринарного института. Но очень скоро убедились, что в Таджикистане по лечению диких животных мы и есть истина в последней инстанции. И, конечно, вовсе не от гордыни, а просто от того, что мы в этой области уже обладали реальным и несомненным опытом.

Но в тот раз все было так серьезно, что я снова пригласил для консультации нескольких очень хороших детских врачей с многолетним опытом лечения подобных болезней у малышей. На самом деле этот консилиум помогла мне собрать моя теща, кандидат медицинских наук именно по педиатрии. Хотя наш пациент и был обезьяной, но в чем-то они как дети.

Встречаю докторов у ворот зоопарка. Теща представляет своих коллег, а потом меня:

– Знакомьтесь, это Сергей Юрьевич, главврач зоопарка.

В это время откуда-то из-под земли вырастает босой и почему-то в этот раз очень грязный, но, как всегда, улыбчивый Федор и, протягивая мне руку для пожатия, кричит чуть не на всю улицу.

– Сережка, привет!

Теща в недоумении пятится назад, а счастливый Федор всем по очереди протягивает руку для приветствия. Теща для разрядки напряженности спрашивает:

– Сергей Юрьевич, это у вас тут такие друзья?

– Почему нет? – спрашиваю, а сам пытаюсь их поскорее увести подальше от Федора. Но тот не унимается:

– Сережка, мы сегодня будем лечить Бойку?

– Будем-будем, видишь, Федор, сколько к нему докторов приехало!

Мы идем к вольеру Боя, а за нами гордо шагает счастливый Федор.

Детские врачи помогли нам очень оперативно достать необходимые лекарства для внутривенных вливаний. Но диагноз не изменился. Геморрагический энтероколит и подозрение на инфаркт.

Уже со второго дня Боя перевели в фиксирующую клетку. Ловить его не пришлось. Сам пошел. И, кажется, хорошо понимал происходящее. Фиксировать его не было никакой необходимости. Мало того, он был настолько покладистый, что совершенно безропотно давал себя слушать, щупать и делать внутривенные вливания. Грустно смотрел на капельницу и трубку, бегущую к его вене, и даже к ним не прикасался. Только лежал и потихоньку стонал. Когда я ему помогал сесть, чтоб у него была возможность попить рисового отвара или съесть суп моро (хорошо переваренную и перетертую морковь, которую мы ему давали по совету педиатров), он одной рукой придерживал мою руку с пиалой, а другую закидывал мне на шею, чтоб лучше держаться. При этом, заглядывая глубоко в глаза, как бы говорил: «Доктор, видишь, что со мной приключилось. Но ты же меня спасешь, да?»