Погоня за панкерой - [203]

превратился в цель. Однако, Язва, это лишь добавляет пикантности процессу. Я не шутил, когда упомянул гольф, ведь охота на панки чертовски интереснее гольфа, да и любой игры. Я понял, что живу от выходных до выходных, считая дни, и с нетерпением жду нового рейда.

– Спасибо, Зебби. Джейкоб?

– Но дорогая, насколько я помню, вы, дамы, объявили, что решительно настроены охотиться на панки… а потом согласились, чтобы мы, мужчины, следовали за вами.

– Джейкоб, это аргументы против, а не изложение твоих причин.

– Но мы не могли отпустить вас одних!

– Джейкоб, я не позволю увести разговор в сторону и пустить мое исследование блуждать окольными путями. Я отзываю свой вопрос и предлагаю утверждение, которое ты можешь опровергнуть или подтвердить. До того вечера, когда пять лет назад мы с твоей дочерью обновили тост «Панки должны быть уничтожены!», вы с Зебби обсуждали, как – или «как скоро» – вы сможете отправиться на охоту за панки… оставив нас, женщин, дома. Правда или ложь?

Папа открыл рот, закрыл и опустил взгляд.

Тетя Хильда мягко произнесла:

– Джейкоб, пожалуйста, ответь. Мне надо это знать.

(Я никогда не узнаю, как много зависело от того, что ответит папа, потому что я никогда не спрошу тетю Хильду, я не хочу знать. Но тогда мне было страшно.)

Положение спас мой муж:

– Давай, Джейк, – прорычал он. – Хватит тянуть время.

Папа поднял глаза.

– Дорогая… пожалуйста, прости меня, но мы с Зебом обсуждали, как мы можем это сделать, не подвергая опасности вас и детей. Но мы так ничего и не придумали. Моя дочь упряма, и – прости – иногда и ты тоже.

Тетя Хильда наклонилась к папе, поцеловала его и погладила по лицу.

– Ты мой галантный рыцарь… Мне нечего прощать, мой дорогой. Мы с Дити знали, поэтому и поставили вопрос ребром. Ну а теперь сэр, если вы не возражаете, вы скажете нам, почему вы охотитесь на панки?

– Я думал, что все объяснил, – озадаченно пробормотал папа.

– Не совсем так, сэр.

– Мои причины во многом те же, что у Зеба. Мир, в котором мы осели, хорош, он мне нравится. Лучше места, чтобы вырастить детей, наверное, не найти. Но… ну, мне недостаточно тратить время, придумывая «изобретения», которые уже изобретены, пусть даже за это хорошо платят. У нас с Зебом такой список гаджетов, которых здесь нет и которые этот мир мог бы использовать, что в этом году я сделал всего одно по-настоящему оригинальное изобретение… а сколько времени прошло с тех пор, как я серьезно занимался математикой. Когда мы с Зебом в мастерской, мы работаем, но при этом в основном обсуждаем, какую тактику применим в следующую субботу. Милая моя… на охоте я чувствую себя живым! Ты можешь это понять?

– Конечно могу, дорогой. Дити? Твоя очередь, золотко. Скажи нам, почему ты охотишься.

– Ха? Почему? Ты знаешь почему, Хиллбилли – я их ненавижу!

– Ты их больше не боишься?

– Конечно, я их боюсь! И никогда не переставала их бояться, у меня от них мурашки по коже! Я их еще больше боюсь с тех пор, как Зебадия потерял руку – и чувствую вину за это, я плохо прикрывала его тыл…

– Дити, ты не должна так думать! – прервал меня муж.

– К порядку, – сказал папа. – Зеб, Хильда по-прежнему у микрофона и уступила его Дити, чтобы та ответила на вопрос.

– Спасибо, Зебадия, но я больше никогда не буду такой беспечной. Тетя Хильда, конечно, я их боюсь. Я нервничаю всякий раз, когда мы охотимся. Но только до того момента, как ты их заметишь. После этого мне не терпится начать убивать. Если ты прекращаешь операцию, говоришь, что ты потеряла цель или до нее будет сложно добраться, я очень разочарована. Но почти всегда мы убиваем как минимум одну, а в среднем у нас четыре целых, сто восемьдесят восемь тысячных за рейд; мы все улучшаем технику охоты, особенно после того, как начали случайным образом выбирать точку удара. Ну а потом был тот чудесный день, когда мы убили одиннадцать. Достаточно такого ответа, Хиллбилли?

– Да, дорогая. Джейкоб, я получила все нужные мне ответы.

– Ты закончила?

– Нет, я только начала. Я хочу их обсудить. Я думаю…

– Внеочередной вопрос!

– Дорогая, ты уступишь Зебу право задать вопрос?

– Конечно. Но я не отступаю от своей речи.

– Вперед, Зеб.

– Язва, ты не сказала нам, почему ты охотишься.

– Я скажу, я собиралась это сделать. Я охочусь по той же причине, что и Дити. В сущности, это та же причина, что у вас, джентльмены. Мне нравится охота. Мне нравится убивать! И именно поэтому я не собираюсь охотиться снова.

У папы случилось особое «замороженное» выражение лица, какое, говорят, бывает у меня, когда я испуганна; так что и у меня в этот момент, наверное, было такое же лицо. У Зебадии отвисла челюсть, и он уставился на тетю Хильду.

– Язва… – начал он медленно, – ты не заболела? За те двенадцать лет, что я тебя знаю, я ни разу не заподозрил в тебе даже намека на мазохизм. Но сейчас все указывает на него.

– Нет, дорогой Зебби, я не заболела. Я думаю, что была больна, и все мы были… И я думаю, что мы немного запутались, забыли о том, что собирались делать. Мы охотимся ради спорта, убиваем ради удовольствия убивать – и это нехорошо. Это…

– Язва, ты выжила…

– Пожалуйста, я еще не закончила!