Погоня за наживой - [18]

— У меня готово, — произнес тот. — Верочка, отойди подальше: дышит в самое ухо...

— Eh bien! — Понтер сделал нетерпеливый жест рукой. — Мечите, что же вы?

— Деньги на стол!

— Что?

— Деньги. Ваша ставка так велика. Вы хотите отыграться на одной карте...

— Что же, вы мне не верите, вы мне не верите?..

— Это мое правило!

Блондин с усами оставил в покое своих собак и подсел к столу; подошел и штаб-офицер бакенбардист и начал рыться и пересчитывать в своем бумажнике.

— У меня денег много... Я не знаю, выдержит ли ваш банк, а денег у меня много... Миронов... Миронов, черт... скотина!

В двери стремительно ворвался молодой казак-драбант, по всем признакам только что проснувшийся.

— Шкатулку мою сюда... живо! Денег у меня нет, ха, ха, ха!

— Это мое правило! — пожал плечами Спелохватов.

Миронов принес шкатулку. Шкатулку отперли. У Верочки заблистали глазки, заблистали ярче, чем розетки на ее пальчиках, она даже покраснела немножко и нежно взглянула на обладателя такой ценной шкатулки.

— Мечите...

Спина в казачьем мундире была, что называется, далеко на втором взводе, и потому в ее манерах проявлялась необыкновенная размашистость и развязность, между тем как язык словно распух и с трудом ворочался во рту.

— Вы в Ташкент едете? — спросил кто-то у Ледоколова, скромно приютившегося у другого столика в стороне и разбиравшего чайный погребец.

— Вы меня спрашиваете? — он поднял голову.

К его столу подошел господин, которого он не заметил с первого раза. Вероятно, его скрывала громадная, изразцовая печь, выдвинувшаяся чуть не на средину комнаты. Это был худощавый брюнет довольно высокого роста, с длинными усами, с добрыми, веселыми глазами, несколько рябоватый, и в голосе его ясно слышался малороссийский акцент.

— Да, в Ташкент! — отвечал Ледоколов и невольно подвинулся, как бы предлагая подле себя место подошедшему.

Есть натуры, которые располагают к себе с первого взгляда. Это была одна из тех симпатичных натур, и Ледоколову вдруг очень захотелось разговориться и познакомиться покороче с малороссом.

— Скука такая, право, сидишь здесь всю ночь, — пробовал заснуть, не мог; шумят очень... Вы в первый раз едете?

— В первый!

— А я так вот уже третий. Каждый раз давал себе слово не возвращаться более, а поживешь годик в России и опять потянет...

— Вы служить едете?

— Нет, я уже послужил довольно там, будет с меня. Так собираюсь поработать частным человеком... Я, знаете, немного горное дело маракую, так вот хочу попытать счастья!

— В самом деле? — обрадовался Ледоколов! — Так мы по специальности товарищи; я тоже горный инженер!

— Вот и прекрасно, может, вместе работать будем!

Минут через пять они совершенно сошлись и разговаривали, как самые старые знакомые, почти приятели.

Доски тонкой перегородки не совсем плотно приходились одна к другой. Фридерика Казимировиа смотрела в одну щелку, Адель в другую. Усатый блондин, пробравшись по заваленке к окну из комнаты, смотрел в стекло, хотя и сильно затаившее изнутри, но все-таки позволявшее рассмотреть все, что происходило в комнате. Впрочем, он ничего не видел, кроме широких форм госпожи Брозе и менее широких, но не менее грациозных форм ее дочери.

— Смотрителя березинской станции видели? — спрашивал бакенбардист зеленоватого чиновника.

— Видел, это пятая станция от города, кажется?

— Уж там какая она счетом, не знаю. А глаз у него левый видели? Хорош?

— Подбит сильно!

— Моих рук работа... Приезжаю, — лошадей не дает: кроме курьерских, все в разгоне... Ну, понятно, результаты известные: он получил в рыло, а я, вследствие этого, получил лошадей. Позвольте-с!

Он сложил вчетверо бумажку, прикрыл ее девяткой и протянул к банкомету.

— Вот этот тоже второй раз едет, — малоросс кивнул головой на Спелохватова. — Барыню его я не знаю; это он в Петербурге себе раздобыл, я с ним прежде встречался; он там пообчистил публику... С Батоговым, покойником, приятели были. Вы не слыхали про Батогова?

— Нет, не слыхал!

Ледоколов с любопытством наблюдал изящные манеры Спелохватова.

— Хорошо играет. Смотрите: рукава немного засучены, как у фокусников, колода словно святым духом вертится между пальцами; а пальцы-то, пальцы также играют... Музыкальные руки. Что это за барыни с вами едут?

— А, право, не могу вам сказать определительно; я их захватил по дороге; у них экипаж сломался в овраге, верст пять отсюда... Едут в Ташкент. Обстановка роскошная, по всем признакам — авантюристки!

— Хлебные персоны; коли не глупы, в убытке не останутся. Эки пальцы... эки пальцы!.. Смотрите-ка, в Петербурге случалось мне наблюдать подобные манеры в домах у Неплюйцына и Брулева, там у них собираются в ночки темные, осенние этого ремесла художники... Вот и этот барин той же школы... Ловко!..

Малоросс заметил что-то уже очень замысловатое в движении рук игрока и даже крякнул от удовольствия.

— Однако, это вы бьете подряд уже пятую карту! — протянула спина в казачьем мундире.

Спелохватов пожал плечами.

— Вы имеете! — он пододвинул ставку к бакенбардисту.

— Ага, заполучил малую толику. А ну-ко уголок опять...

— Ах, черт меня съешь... опять!

— Одиннадцатую тысячу пропирает! — шептал кучеренок зеленоватому чиновнику.