Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз - [72]

Рев сирены заставляет нас вздрогнуть и кладет конец взаимным любезностям, которыми обычно принято обмениваться в тесном проходе, задерживая движение. Мы спускаемся по трапу и садимся в катер.

На пристани я подаю знак своим людям в шлюпке, чтобы они доставили гостей на борт «Альтаира». Когда мой утлый челн приближается к ступенькам лестницы, Троханис отшатывается в испуге. Величественная осанка и королевские жесты мошенника не вяжутся с жалкой, перепачканной в мазуте посудиной, грозящей осквернить белизну фланелевых брюк. Он посылает вместо себя Абдульфата, но Минотис так жаждет оказаться на борту легендарного парусника, совершившего столь невероятное путешествие, что нам приходится взять его с собой.

Я спокоен за исход этого визита, поскольку шесть тонн настоящего шарраса, хранящегося в ста двадцати тюках, засыпаны землей с острова Маскали. Спустившись в трюм, Абдульфат открывает лишь два-три мешка и, не найдя в них желанного сокровища, разочарованно возвращается на палубу. Не понимая причины подобной метаморфозы, он смиряется с неизбежным, подобно всем бесхитростным душам, которые верят в чудеса и чураются необъяснимых вещей. Но Минотис с его романтическим воображением приближается к разгадке тайны. Он восторженно заявляет, что узнает почерк мастера, одним ударом опрокидывающего самые хитроумные ловушки. Лишь с неимоверным трудом мне удается отвлечь адвоката от этой мысли, направив его восторг в другое русло.

Абдульфат возвращается в гостиницу и дрожащим голосом докладывает Троханису, что мое судно на самом деле загружено землей, которая вдобавок пахнет гашишем. При этом он достает из кармана образец, основательно пропитанный характерным запахом. Явно удрученный Троханис старается не показывать своего разочарования и с улыбкой настаивает на том, что я припрятал настоящий шаррас в надежном месте. Я отвечаю ему с не менее лучезарной улыбкой:

— Если даже вы правы, сударь, признайте, что я просто взял реванш. Вы в свое время посылали меня на поиски, теперь извольте поискать сами. Но я тоже не собираюсь сидеть сложа руки… А теперь я прощаю вам все ваши угрозы, поскольку, как видите, они и гроша ломаного не стоили.

VIII Сделка с дьяволом

Все формальности по транзиту шарраса были улажены очень быстро; даже если бы товар значился под своим настоящим именем, власти не смогли бы помешать его провозу через территорию французского Сомали, где запрещен только импорт гашиша.

Когда багажный вагон был запломбирован, я почувствовал некоторое облегчение: целую неделю, до прибытия поезда на вокзал первой эфиопской станции Дыре-Дауа, можно было не заботиться о грузе. В Дыре-Дауа все составы и караваны должны выгружать товар, чтобы получить разрешение королевской таможни на его перевозку в глубь страны.

Дыре-Дауа находится у подножия горного массива Харэра, рядом с пустыней, простирающейся на триста километров до самого побережья. Это дикое пространство до сих пор надежно отгораживало древнюю эфиопскую Цивилизацию от нашествия европейских колонизаторов. Железная дорога стала первой трещиной, куда хлынули белые варвары, неся угрозу здешней культуре.

Я сажусь в пассажирский поезд, чтобы прибыть в Дыре-Дауа на несколько дней раньше груза и приготовить для него чистое помещение. Он останется там до тех пор, пока не будет достроен мой дом вблизи Харэра, где товар будет храниться сколько угодно.

Выйдя из поезда, я встречаю юного Киссонергиса, славного парня родом с острова Родос, который устроил на окраине города зверинец, где собрана вся африканская фауна — от крошечных колибри и ручных белок до жирафов, слонов и гиппопотамов. Леопарды, рыси и львы хранят гордое молчание в своих клетках, хмуро поглядывая на упитанных газелей, пощипывающих траву под носом у хищников, и терпеливо ждут своего часа. Обезьяны, в отличие от хозяев джунглей, оглашают воздух неистовыми криками, пугая посетителей. Киссонергис, привыкший к этому гвалту, взирает на животных со спокойной улыбкой сквозь полузакрытые глаза и говорит ласковым приглушенным тоном, словно боясь потревожить крикунов.

Я питаю большую симпатию к этому молодому человеку, всегда готовому прийти на помощь не только другу, но и просто соотечественнику, попавшему в беду. Мне не раз приходилось убеждаться в его честности, и я знаю, что на него можно положиться. Киссонергис согласился предоставить мне небольшое помещение во флигеле посреди своего двора.

В Дыре-Дауа, расположенном на высоте тысячи двухсот метров, довольно жаркий климат, и в отдельные дни стоит такой же зной, как в Джибути, но по ночам температура падает до пятнадцати градусов.

В Харэре, удаленном отсюда лишь на пятьдесят километров, высота гор достигает двух тысяч метров, и климат там совсем иной, почти как весной во Франции.

Я поручил своему приятелю греческому метису по имени Маркос, о котором я рассказывал в книге «Грозная земля Эфиопии», выстроить для меня дом на заброшенном клочке принадлежащей ему земли неподалеку от Харэра. Я рассчитываю хранить в нем шаррас, а также укрываться там с моими близкими от аденского зноя, царящего летом на побережье. Так появился мой оазис в Арауэ. Речная вода, оросившая бесплодную почву, за несколько лет превратила пустынный уголок в рай земной, где вдали от людской суеты я могу теперь предаваться воспоминаниям и воплощать свои замыслы в книги.