Погоня - [18]

Шагай вперед, мой караван,

Огни мерцают сквозь туман…

Подъезд полуосвещен. То самое, что надо, — сантехник держится рукой за перила и пошатывается. Светик начинает ему по-христиански (не вполне вышла из роли), она говорит, вот, дескать, со мной тоже богомолец, тоже уверовал, души наши страждут, и мы оба смиренно просим тебя сказать — где икона…

Прозаик грубовато перебивает:

— Кому продал?

Сантехник Зуев вместо ответа икает.

— Кому продал Божью Матушку, гнида?

— М-м… Кому хотел — тому продал.

Светик дает Игорю Петровичу знак: работай. Прозаик бьет сантехника в ухо. Сантехник Зуев не слабее прозаика, но, к счастью, обилие принятого на борт алкоголя мешает ему ориентироваться в пространстве и во времени — где он? какие такие богомольцы?.. Светик вновь дает знак: работай. После второго удара молодой сантехник сползает на ступеньки лестницы. Лежит. В подъезде полутемно.

— Кому? — спрашивает Светик. — Кому продал?

— А вот я его сейчас кастрирую, — не шутя говорит прозаик, наклоняясь над павшим.

— Никогда! — начинает орать сантехник. — Никогда не скажу, хоть пытайте! На костре жгите!..

Игорь Петрович и Светик поспешно уходят… Лежит и спьяну орет на весь подъезд. Наверху уже захлопали двери.

— Светик! — окликает Игорь Петрович.

Но она из-за двери визгливо кричит:

— Не лезь сюда! Отстань!

Она заперлась в своей комнате и плачет. Она уже с полчаса плачет, и только-только покажется, что всхлипы сходят на нет, как вновь слышится: «Ну почему?.. почему такая невезуха? за что?» Или: «Я ж так… так старалась. Я ж чуть из кожи своей не вылезла. За что-о-о?» И Светик начинает голосить, не очень громко, но уж очень жалобно.

— Дай мне пореветь! Не лезь сюда! — Она распахнула дверь и, заплаканная, опухшая, грозит ему кулачком. Лицо ее белое, как белая лепешка.

Игорь Петрович уходит на кухню — в конце концов, ей двадцать шесть лет, молодая, почему бы молодой и не пореветь от обиды и от досады. Ночь, но Игорь Петрович тоже отчасти разнервничался, и потому, выпив чаю, он не ложится спать, а зажигает во второй комнате настольную лампу и садится кой-что записать: за эти дни в комиссионке он самолично продал уже две пары джинсов, туфли и свитер: подробности, главное, подробности…

Светик успокоилась и легла, но не спится. Она встает, открывает настежь окна и дверь крохотного балкона тоже настежь — воздух!.. У нее, у Светика, в четырехкомнатной кооперативной квартире будет огромная лоджия. Там она на лето поставит широкий, крытый ковром топчан. Летней жаркой ночью будет она стелить там постель, и звезды видно, и они будут лежать рядом — он и она. У изголовья на полу будет стоять холодное пиво. И соки. Паршивого вина и тем более водяру он, конечно, не пьет (инженер… или научный работник. Застенчивый. Скромный. С портфелем спешит поутру на работу), но соки и немножечко пива ему не помешает выпить. А дети будут спать в своей, отдельной комнате, — хотите взглянуть? Да-да, там наша детская — детям лучше спать в комнате, а не в лоджии, ночью может собраться дождь…

— Слушай, — окликает она Игоря Петровича. У Светика темно, но под его дверью узкая полоска света выдает, что этот творец корпит над своими копеечными записями. — Слушай, а прозаики мечтают?

— Что?

— Прозаики мечтают?

Потягиваясь и зевая, Игорь Петрович входит к ней в комнату:

— Нет.

— Почему?

— Не знаю… Разве что иногда, напьются — и кажется им, что однажды утром они проснутся знаменитыми.

— И всё?

— И всё.

— Идиоты! — говорит Светик.

Глава 6

Но через минуту она опять затевает разговор:

— Мне ведь, если вдуматься, не икона нужна и не деньги. Мне семья нужна, мне муж нужен — тихий и интеллигентный. Я с самой юности об этом думаю.

Чтобы работал он в каком-нибудь научном учреждении. И чтобы поутру уходил на работу с портфелем…

— А портфель зачем?

— Ну дура. Ну так намечтала себе — неужели не понятно?

Игорь Петрович зевает:

— Смешно!.. Вся эта погоня за каким-нибудь тихим интеллигентным болваном, а?

— Семья мне нужна. Прочная! — отрезает Светик.

Игорь Петрович вновь зевает:

— Ну допустим — а деньги тогда зачем?

— Как же без денег. Без денег ничего не получится — без денег я уже однажды пробовала.

Игорь Петрович заносит кратенькие характеристики спекулянтов в записную книжку. Удачливый спекулянт из комиссионки по прозвищу Шапокляк… Надо собирать по крохам, что поделаешь. Торгаш — человек, его человеческая конструкция куда заметнее, пожалуй, и зримее. На плаву!..

Игорь Петрович выходит на маленький балкон, разглядывает суетливых дневных прохожих. Когда-нибудь именно здесь во дворе поставят памятник или набьют на стену дурацкую мраморную доску: «Здесь познания ради он жил жизнью мелкого спекулянта». А памятничек будет хорош, думает Игорь Петрович, настраиваясь на иронический лад, а хорош будет памятничек! Мусорные бачки оттащат в сторону, и тощие деревца к тому времени подрастут. Здесь он будет стоять, скрестив руки. Непокрытая, конечно, голова. Гордый взгляд. Свободная осанка тела. Не полысеть бы, а все остальное сделают как надо.

Игорь Петрович идет на кухню, нет ничего приятнее в полном одиночестве самому себе сварить кофе.

Приходит Светик — весь день бегала по городу с высунутым языком. В погоне за иллюзией, бедняга, скоро высохнет.