Погода массового поражения - [68]
там, где остатки вымяобразных ячеек облачных «смотри выше, еще выше».
будто бы, силы небесные, чувствуешь вдруг физически мощь кориолиса в собственном вестибулярном аппарате, во внутреннем ухе; я вижу это, господи исусе, я узнаю это — всё не то, что мы думали, ничего из того, что мурун знал сказал мне мог сказать должен был показать: солнечный спектр запутался в небесном круге над haarp, взгляд оттянут, затянут дырой в самом пространстве, трепещущая сырость и мерцающая смена давлений, которая дает о себе знать точней, чем по любому термометру, просто по тому, как волосы дыбятся у меня на затылке, и мой зудящий скальп, через который сочится в голову рентгеновское излучение, гамма-излучение, в то время как вертикаль исчезает в горизонтали, а машины импульсами сжимают небо, до тех пор пока оно не захлопывается и парализованно перестает парить, низвергается, падает на землю перед нами за нами для ради откуда, что мы если сухие и мокнущие градиенты какой-то
бесконечное струйное течение, сорванная роза ветров гор и долин, по ошибке заброшенный в вышние выси смещенный невнятный
как ток в медной батарее накопленный муссон, накопленный смерч, накопленный тайфун, и лишь потому, что он соскальзывает сюда, потому что открытый внизу простор
«точно, это лишь побочные эффекты, это то, чего… не понимают люди».
наниди улыбается мне, потому что она, когда я смотрю на нее, видит, что я это видела; что я это понимаю, я знаю, что ты знаешь, а ты знаешь, что я
дело не в погоде, и дело не в болях растянутых, насаженных и замученных на аппаратах людях, дело не в манипулировании мышлением и вообще не во всех тех ужасно грубых
«да», говорит наниди. «не ионосфера, а ноосфера, настоящая погода, и отсюда в нее не только стреляют, не только нарушают, не только излучают, но и вслушиваются, при… подслушивают, перфорируют, чтобы здесь пошел дождь, чтобы здесь можно было собрать, чтобы сочилось через сита, в могилы памяти, камеры, на панели, в резервуары, то, что люди снаружи…»
«все люди», говорю я, чтобы самой слышать, как сама это говорю, «все люди на земле, что они думают, о чем мечтают, что знают…»
наниди кивает, «чтобы сравнить все, закаталогизировать, рассортировать, чтобы ускорить подсчет, который теллурический мозг…»
«и стреляют…»
«потому что это интерфейс, там наверху, между нами и им… или ей… или ими»,
нами и Вами, да.
я это вижу лучше, когда закрываю глаза и откидываю голову назад: aurora.
да, я это вижу: космический трепет частиц, все светочи всех мыслей извне, для нас — негативный пион, от него негативный мюон и нейтрино, позитивный пион, от него позитивный пион и нейтрино, атомное ядро, от него протоны и нейтроны, нейтральный пион, от этого гамма-лучи, от этого электроны и позитроны, больше гамма-лучей, больше электронов, и всё узоры, всё синтаксис, всё течения, всё структурные диаграммы и генеалогии сложных
«оно… он говорит с нами, с миром, у него, оно есть язык…»
«да. и здесь этот разговор обрывают, здесь препятствуют тому, чтобы мы его понимали», здесь рассеивают Ваш язык, так, как Вы рассеяли наши языки, у той башни
лай огромных собак и свирепый, задыхающийся крик, они знают, где мы, на какой высоте антенного поля.
наниди говорит: «дальше, нам надо внутрь, здесь есть дверь, вход», она ударяет ладонью правой руки по сумке, свисающей на скрученной лямке с ее плеча и болтающейся у бедра, я знаю, что в ней, когда смотрю на наниди: месть, подвох, что-то разрушительное.
на другом конце нашей нечеткой лыжни поднимается надстройка для входа в недра земли, с ромбовидным фронтоном, верно, так оно и было на рисунках, которые наниди показывала в бункере, она делает что-то выпрямленной рукой, держит в руке коробочку, и тогда открывается внушительный зев в ромбе заливающего резью света
но мужик, черт, там солдат, черный шлем, бронежилет, сапоги до колен на шнуровке, наниди почти возле него, он хватается за бедро, за кобуру, наниди таранит его, плечом в грудь, так что оба теряют равновесие, потом он приходит в себя, изготавливается, но поздно: большой шип, размером с дубинку, металлическое жало в руке наниди, это нож, и она втыкает его ему прямо в шею, потому что там в его доспехах есть щель, затем она бьет его коленом, он валится назад, в железную раму ворот, очень медленно скользит вниз, прислонившись к ней.
наниди машет мне, пока я выкашливаю воздух, попавший мне не в то горло, она берет меня за локоть и тянет в укрепление, в под
цепь маленьких пачечек, как дрожжи в тоненьких обертках, связанная толстым кабелем, какой я только у компьютеров видела: «бери», она встает рядом с убитым, в руке оружие, я слышу, как идут собаки, ближе быстрей
«чтозззшзачем…»
«бери, и приклеивай, видишь, тут снизу, там липучка — приклеивай к стене через каждые пять шагов, разматывай провод, это катушки, правильно, так. do it now. давай иди».
то есть в туннель, в освещенные запасным питанием сумер
двое уже впереди, между пиками, наниди попадает в обоих, они валятся навзничь от ударов по бедрам, по животу, несмотря на защитную одежду, «да, это я умею, но когда они все будут здесь, весь гарнизон, будет уже поздно».
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.