Погода массового поражения - [51]

потешно чудаковатая команда: например, медсестричка-летчица, она работает в магазине авиации на карл-брэди-драйв, ассистенткой тамошнего менеджера и наряду с этим гринпис-активистка, тоже знакомая господина бегича, написавшего вместе с одной журналисткой, приятельницей райана, хорошо знакомую мне книгу «angels don’t play this haarp». они с райаном совершат отвлекающий маневр — подлетят как можно ближе к территории и дадут себя перехватить, а это так свяжет и парализует всю оборону территории, что мурун и я вместе с эскимоской, которая подоспеет к нам на самолете, прорвемся через то место в ограждении, которое известно среди воинствующих противников haarp как исключительно слабое и плохо охраняемое по сравнению с

каску, которую райан сконструировал для муруна и сбацал вместе со студентами своего факультета, камеру, пару примитивных электрических измерительных приборов

доктор, чье имя, если оно у него вообще есть, очевидно, нельзя произносить в этом кругу и который все время, словно назначенный старостой майский жучок, вертится на своем стульчике, раздает похвалы и упреки, прославляет «our german friends»[106], он же явно и исследователь климата, а также мозг всей атаки на прекрасно охраняемую

я просто рада, действительно будто камень с души свалился, что Константин не стал проворачивать все дело за моей спиной как параллельную операцию, и с улыбкой смотрю сквозь людей, которые принимают участие в этом секретном обсуждении и обмениваются между собой сложнейшими оперативными данными: как быстро передавать информацию, как задержаться на территории подол ше и черт знает что еще, будто все это меня, простую водителььицу старого разведчика, не касается — я смотрю на фуксии, белые и красные пестики, сиреневые цветочки, белые и зеленые листочки, нащупываю пальцами электронный ключ милой моему сердцу гигантской тачки и снова счастливо смотрю на муруна, у которого лицо застигнутого врасплох домовенка, просящего понимания и прощения

они абсолютно уверены: событие будет крупное, операция, которую они собираются провернуть, будет носить характер демократический, но громкий — «rather like terrorism minus the victims»[107], как шутит доктор, стало быть, все рассчитано на большой резонанс, как в случае абу-грейба, или фаллуджи, или милая[108], или

потом черед Константина, и его слова заставляют меня окончательно полюбить его — так же, как до шока от его тайной встречи с доктором в баре отеля: «first of all, there is something we have to discuss that i’m not proud of»[109], а именно: он до сего момента так и не поговорил со своей внучкой с глазу на глаз о том, что здесь вообще происходит, и негласно принятую большинством присутствующих — он бросает короткий взгляд на доктора, для которого эти новости, очевидно, не новы, — убежденность в том, что я, клавдия, во все посвященная соучастница, следует теперь развеять как заблуждение; тут у райана сходит с лица замаячившая было ухмылка, хотя Константин, продолжает он, и придерживается мнения, что на меня можно положиться, и я, вероятно, сама хотела бы помогать, надо отдавать себе отчет в том, «that she thought she would help an old man»[110] просто осуществить его персональное желание увидеть своими собственными глазами опасную, известную ему только по репортажам военную

что ж, «that’s not entirely wrong, you see»[111], включается тут с веселой любезностью доктор, потому что изначально план якобы предусматривает, что Константин кое на что посмотрит, только вот он вместе с тем еще глаза мира, свидетель — у меня сразу же всплывает Иегова и его совершенно иначе действующие свидетели, — и единственное, что в этих проясняющихся в гостиной папаши и мамаши хеннеке планах могло бы показаться затруднительным в плане меня, так это только то обстоятельство, что речь здесь идет не о личной причуде ее дедушки, но о смелой, дороговатой, правда, но наилучшим образом снабженной и подготовленной инициативе отдельных, обеспокоенных ситуацией людей из европы и америки, проводимой для документирования подлежащей немедленному разоблачению

«and by the way, i saw you in the mirror»[112], говорит вожак, когда собрание распустили — как, в зеркале бара, той ночью, в отеле? да, именно там. Константин ошеломлен, доктор ему ничего об этом не рассказывал. «значит ли это», спрашивает он по-немецки, «что ты держала в секрете, что…» «я злилась», говорю я, «и эээ хотела для начала выждать и посмотреть, во что все это выльется», «всякое бывает, не правда ли», любезничает доктор, тоже на немецком, без акцента.

он выдает мне, как видно обрадовавшись, что я после того, как мурун излил душу, быстро изъявила свою полную готовность пойти на это безумие, маленькую пластиковую карточку, на которой я поначалу ничего не вижу, кроме своего лица в правом верхнем углу и совершенно незнакомого мне имени «Мишель эдвинс», а также «date of birth[113]: 05-23-1983». «you made me… вы сделали меня старше, чем я есть? что…»

«поддельные водительские права, паспорт будет завтра. это для того, чтобы… на случай, если по дороге в гакону или на обратном пути нас остановят», объясняет мурун, с непривычным беспокойством, чуть ли не с робостью, «типа все схвачено?» колко говорю я, он не должен заметить, как здорово меня это торкает, вся эта смехотворная заварушка в стиле агента 007 с райан отчаливает первым и, конечно, даже не пытается скрыть, насколько огорчен тем, что я ему не