Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений - [3]

Шрифт
Интервал

Во всей ее красе.
Лишь с удивлением большим
И как бы с похвалой
Мы почему-то говорим:
Покончил он с собой.

ДОХОДЯГА

Эмфизема души
У меня от стихов.
Хоть пиши, не пиши —
Всё ж не будешь здоров.
Я лечиться готов
Социальной стряпней,
Низверженьем основ
И Вьетнамской войной.
Но вредны облака,
И нельзя ехать в глушь.
Невозможна пока
Ампутация душ.
Страшен ночи покров.
Плачет Муза в углу.
Мир без звуков и снов
Безнадежен и глух.
Вдохновенья порыв
Отгоняю я прочь.
Мне лишь атомный взрыв
Мог бы как-то помочь.

БЕСПЕЧНОСТЬ

Пароходик в море
Говорит: «Я плаваю»,
С ним поэт не спорит,
Гонится за славою.
Пароходик душат,
Топят волны мрачные;
А поэт на суше
Рвет оковы брачные.
Пароходик черти
Заберут без почестей.
Лишь поэт бессмертен
В гениальном творчестве.
Жребий слишком строг был,
Пароходик в тлении.
Он воскреснуть мог бы
Вновь, в стихотворении.
Но поэт беспечно
Запил на три годика
И ему, конечно,
Не до пароходика.

ПОГИБЕЛЬ

Всерьез повесился поэт,
Никчемный одиночка,
«Не говорит ни да, ни нет»,
Прошли его денечки.
Чтоб добровольно в петлю лезть,
Причин особых нету.
Не слишком, очевидно, здесь
Легко жилось поэту.
Раздумья черного туман
Его опутал вроде…
Опять же горе от ума,
Хоть при другой погоде.
Ему такое не с руки,
Крепыш был, не калека.
Ведь не иначе, как стишки
Сгубили человека.

ПАТРИОТЫ

Повело кота на крышу,
Я его стенанья слышу.
Рваны уши, хвост трубой,
Рвется кот в последний бой.
Горки Сивку укатали.
Для меня ли, для кота ли
Не житуха, а страда
В наши зрелые года.
У меня хоть целы уши,
Ободрали только душу.
Всё ж встаю во весь свой рост:
Дыбом шерсть, пружинит хвост.
Кот и я — не пацифисты,
Духом смелы, сердцем чисты.
Не теряем мы лица,
Будем биться до конца.
Чтоб, как в смертной лихорадке,
В роковой последней схватке,
Скаля судорожно пасть,
На родную крышу пасть.

ТЬМА

Тщеславие вотще,
Без крыл вотще паренье.
Как мошка на свече,
Сгорает вдохновенье.
Струится легкий чад
От фитиля к окошку,
А за окошком сад
И ночь… И снова мошка.
И снова тот же бред
Мою терзает лиру.
Потушим лучше свет:
Пусть ночь войдет в квартиру.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Я вырвался из плена,
Как ветер на простор.
Теперь мне по колено
Вершины снежных гор.
Воспоминанья тают,
Все горести забыл.
Не чуя ног, летаю,
Парю, не зная крыл.
Так празднично и ярко,
Нет никаких забот;
Устои все насмарку,
Навыворот, вразброд.
Лишь где-то еле-еле
Сомненье: странный свет?..
Такого в самом деле
В земной юдоли нет.

РАЗВЯЗКА

Сомнениями мучим,
По мере сил живет
В рассеянии сущий
Безродный патриот.
Со славой иль без славы,
Признанье ль, ремесло?..
Лихой казачьей лавой
Былое унесло.
В Нью-Йорке и в Париже
Ловчился, торговал.
Умишком не обижен,
Хоть языка не знал.
Прошел наметом, рысью
Через чужой удел.
И вот пропал, накрылся…
Знать, срок ему приспел.

НА ЗАКАТЕ

Ю. Т. Гаркуше
Наподдав ногою кошку,
Мы идем навеселе.
Раздвигает друг гармошку:
«На деревне, на селе»…
Небоскреб там или хата,
Темза, Волга иль Гудзон?
Вспоминаю, как когда-то,
Где-то… Может — просто сон.
Не до девок, не до баб нам,
Только б водка с огурцом,
Чтоб с размахом, чтоб похабно
Погулять перед концом.
После войн, нужды и странствий
Остается пить да петь.
«Нам ли, брошенным в пространстве,
Обреченным, умереть…»
Всё же говорю, икая:
— Слушай, брат, пора домой…
«У портнихи мастерская,
У портного о-ё-ёй!..»

ОПЫТ ПРИМИРЕНИЯ

Уйти бы мне надо
Эстетам назло
В курчавое стадо,
В овечье тепло.
Бездумно, уютно
И как у Рабле
Под ветром попутным
Плыть на корабле.
Покой и отрада
Над гладью морской,
Понургово стадо
Довольно судьбой.
Когда же устои
Наскучат всё те ж,
Всем скопом устроим
Веселый мятеж.
С бараньим блеяньем
Скорее за мной!..
В журчанье, в сиянье,
В простор за кормой.

ИЗ ЦАРСТВА РА

Во время оно
Для нужд наук
Из фараона
Изъят был жук.
Из камня сделан,
Оставив свет,
В царе сидел он
Пять тысяч лет…
Пред жизнью нашей
Тая испуг,
Всё ж ошарашен
Священный жук.
На мир безбожных
Услад, скорбей
Глядит тревожно
Жук-скарабей.

ТЕНЬ

Многое было, бывало.
Сердце, должно быть, устало
От безысходности всех
Чаяний, бед и утех.
День — из готовых понятий,
Ночь — без открытых объятий.
Люди — как тени вокруг,
Тень — как единственный друг.
С тенью гуляю по парку.
Тени становится жарко.
В жгучие летние дни
Тень отдыхает в тени.
Но на морозе и стуже
Ей, разумеется, хуже.
Ненависть дышит вокруг.
Тень — как застенчивый друг.
Кто разберет и узнает,
Тень ли меня отражает
Ночью иль в солнечный день,
Я отражаю ли тень?
С тенью мы слишком похожи.
И, как по тени, прохожий
Может по мне на пути,
Не замечая, пройти…
Я — это тень от былого,
Дикого, нежного, злого.
Тень на стене не моя,
Тень — это подлинный я.

БЫЛО ЗАВТРА

(Нью-Йорк, 1972)

1. Было завтра

ПРЕЛЮДИЯ

«Было завтра».
Дико, странно!
Может, автор
Иностранный?
Не на месте
И негладко,
Или в тексте
Опечатка?
Не волнуйтесь,
У поэта
Лишь иной здесь
Стиль и метод:
Свет и пятна,
Переливы,
Смысл обратной
Перспективы…

ВСЕГДА

Не строй воздушных зданий,
Мечты пусти на слом
И с робким ожиданьем
Не думай о «потом».
Как птица на просторе,
Как под кустами еж,
Живи, с судьбой не споря,
Дыши, пока живешь.
Без накоплений косных,
Без горечи потерь;
Люби не «до», не «после»,
Но каждый раз – «теперь».

БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ

Когда душа вскипит, как чайник,
Открыто, не исподтишка,
Приладь к идее хвост мочальный
И запускай под облака.
Удача или неудача –
Не важно; истина проста:
В искусстве ничего не значит

Еще от автора Глеб Александрович Глинка
Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 8

«Перевал» — советская литературная группа, существовавшая в 1923–1932 годах.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.