Поэзия скальдов - [17]

Драпа обычно начинается с просьбы скальда выслушать сочиненные им стихи. Затем следует перечисление воинских подвигов прославляемого и восхваляются его храбрость и щедрость. Заключение драпы может содержать просьбу скальда о награде эа его произведение. В сагах в ряде случаев сообщается, какой, так сказать, гонорар получил скальд. Так, в «Саге о Гунилауге Змеиный Язык» сообщается, что ва свои хвалебные песни Гуннлауг получил от английского короля «пурпурное одеяние, подбитое лучшим мехом и отделанное спереди золотом», от короля, правившего в Дублине, — «наряд из пурпура, отделанное золотом одеяние и плащ с дорогим мехом, а также золотое запястье весом в одну марку» (король сначала хотел подарить Гуннлаугу два корабля, но королевский казначей сказал, что это слишком много), от оркнейского ярла — «широкую секиру, всю выложенную серебром» (но в этом случае Гуннлауг сочинил флокк, а не драпу!).

Речь в драпах, как и во флокках, всегда идет о событиях, которых скальд был очевидцем или о которых он слышал от очевидцев. О далеком прошлом в скальдических хвалебных песнях, как правило, не говорится, т. е. в них нет истории в собственном смысле слова. Обычно в них рассказывается лишь о подвигах живого человека (или только что умершего в случае поминальной драпы). О событиях прошлого в них говорится только постольку, поскольку эти события — факты из жизни прославляемого. Другими словами, в скальдических хвалебных песнях говорится исключительно о том, что было для скальда современностью. Лишь в XII в. скальды начали сочинять драпы также и о давних событиях, и о героях прошлого. Так, некто Халлар-Стейн сочинил драпу в честь давно умершего норвежского короля Олава Трюггвасона, а некто Хаук Вальдисарсон — драпу о героях исландских «родовых саг». В этих произведениях XII в. история становится свободно выбранной литературной темой. Первоначально скальды не выбирали содержание своих хвалебных песней: оно бывало задано фактами биографии прославляемого.

Снорри Стурлусон в прологе к «Кругу Земному», самой знаменитой из исландских «королевских саг», так говорит о правдивости скальдичсских хвалебных песней: «Когда Харальд Прекрасноволосый был королем Норвегии, Исландия была заселена. У Харальда были скальды, и люди еще помнят их стихи, а также стихи о всех конунгах, которые потом правили Норвегией <.. .> Мы признаем за правду все, что говорится в этих стихах о походах и битвах конунгов. Ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не осмелился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель, знают, что это ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой». Как показали исследования историков, это странпое с точки зрения нашего времени высказывание (почему, казалось бы, не приписать живому правителю то, чего он не совершал?) тем не менее содержит совершенно правильную оценку скальдиче-ских хвалебных песней как исторического источника. Несмотря на шаблонность изображения и условность деталей, всякая скальдическая хвалебная песнь — это сухой и точный перечень индивидуальных событий, в принципе определимых хронологически и географически. Никакого сознательного вымысла в них действительно нет. Это, конечно, объясняется тем, что, как это ни страпно, возможность сознательного поэтического вымысла была вообще неизвестна. Сознательный отбор фактов действительности, их обобщение и преобразование в художественный вымысел были еще недостигнутой возможностью.

Ценность скальдических хвалебных песней как исторических источников была понята еще авторами «королевских саг». Скальдичсские хвалебные песни и сохранились большей частью именно как цитаты в «королевских сагах». В этих сагах стихи из скаль-дических хвалебных песней приводятся в качестве исторических документов. Историки Скандинавии считают даже, что эти стихи, как правило, являются более надежными историческими источниками, чем саги, в которых они цитируются. Однако в свое время скаль-дические хвалебные песни сочинялись, конечно, вовсе не в историографических целях. Назначением хвалебной песни было оказать определенное действие, а именно прославить того, к кому она была обращена, обеспечить ему славу.

В языческое время в Скандинавии господствовало представление, что убийство на поле битвы — это посвящение убитых Одину и его священным животным — воронам и волкам. В скальдических хвалебных песнях это представление нередко находит прямое выражение («справедливый потрясатель огня битвы послал изрубленных мечом воинов Одину», «Один получил трупы убитых», «ты послал девять конунгов Одину» и т. п.). Битва представлялась торжественным актом, аналогичным человеческим жертвоприношениям, которые, как следует из того, что Адам Бременский рассказывает в своей «Исторпи гамбургских архиепископов», написанной около 1075 г., совершались в Скандинавии еще в XI в. Поэтому обязательные в скальдических хвалебных песнях упоминания о том, что прославляемый обагрил меч, оставил на поле битвы множество трупов и утолил жажду воронов и волков, первоначально, в языческое время, были, в сущности, описа-нией ритуальных актов, которые, будучи закреплены в стихах, должны были сохранять свою действенность на все то время, пока эти стихи хранились в памяти людей. Но, вероятно, еще в языческое время «кормежка» волков и воронов трупами и тому подоб-