Поэзия просветления. Поэмы древних чаньских мастеров - [16]

Они гармонии подвластны полной.

В этой беседе между всеми вещами, когда каждая из них излагает Дхарму, ответ всегда попадает в цель. Озаренное сознание включает в себя все. В нем все веши дружелюбны и гармоничны, без недостатка, без избытка. Это – совершенная беседа – совершенный ответ на совершенный вопрос; и все это без единого слова.

Когда покоя в озаренье нет,

Становятся различия видны.

Ответами вопросы порождая,

Они гармонию нарушить могут.

Когда есть озарение, но нет безмолвия, в это вмешиваются мысли и возникают различия. Веши теряют свою способность быть «просто такими». Диалог между вещами исполнен диссонансов – неправильные ответы на неправильные вопросы.

Когда в безмолвии исчезнет озаренье,

Все побуждения бесплодны и вторичны.

В предыдущих строках поэт говорит об озарении при отсутствии безмолвия. Здесь, как и раньше, он говорит о безмолвии при отсутствии озарения. Ни одно из этих состояний само по себе не является полным; ни одно не является целью практики.

Когда всецело Озаренье, что Безмолвно,

То лотос расцветет, а спящий сон отринет.

Эти строки ясно говорят, что надлежащая практика безмолвного озарения может привести к просветлению. Безмолвное озарение является всецелым, когда присутствуют как безмятежность, так и озарение. Для того чтобы достичь этого уровня, нужно много тяжелой работы и усердия. В конце концов, лотос Будды, скрытый внутри вас, расцветет и вы пробудитесь от глубокого сна сансары, от сна помрачений.

Сто рек впадают в океан,

Великий пик – средь тысяч гор один.

Сто рек подобны живым существам, которые испытывают привязанность к мыслям и страдают от помрачений. Каждая река, текущая по своему собственному руслу, впадает в великий океан мудрости, где она теряет ощущение «я» и сливается с океаном. Тысяча гор указывает на разграничивающие сознания, которые воспринимают себя как нечто отдельное, но каждое из них в конечном итоге взирает на высокий пик мудрости, которая видит только одну большую гору из всех живых существ.

Как гусь, что молоко воде предпочитает,

Как пчелка, что пыльцу несет усердно,

Когда всецело Озаренье, что Безмолвно,

Я изначальную традицию своей исполнил школы.

И гусь, отделяющий питательное молоко от воды, и пчела, усердно собирающая пыльцу, являются выражением естественного понимания: вы можете сказать, животной мудрости. Занимаясь практикой безмолвного озарения, вы делаете то же самое, завершая естественный процесс обретения мудрости. Так же как пчела не тратит время на то, чтобы искать пыльцу в увядшем цветке, мудрый последователь не тратит время на то, чтобы просто сидеть с пустым сознанием. Так же как пчела не знает усталости в своих трудах, серьезный последователь работает, пока не вкусит меда мудрости. Когда поэт пожинает плоды своей практики, он продолжает и восхваляет традицию своей школы. Но, в истинном смысле, что он продолжает и кого восхваляет? На самом деле он передает метод, открытый Буддами, и восхваляет природу Будды, внутренне присущую всем живым существам.

Безмолвным Озарением зовется этот метод.

Он от глубин до высоты простерт.

В этих строках говорится о вере – вере в традицию практики, которая беспрерывно передавалась от Будды через бесчисленные поколения. Есть ли такой человек, который может заниматься этой практикой и не обрести в ней всю Дхарму Будды, от самых глубин до высот?

Часть вторая. МЕЧ МУДРОСТИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Между 1982 и 1985 гг. я прочел ряд лекций по «Песни о Просветлении» Юн-цзя Сюань-цзюэ. Лекции представляли собой неформальные проповеди, прочитанные во время интенсивных чаньских затворничеств и предназначенные для того, чтобы участники лучше понимали буддийскую теорию и практику. Прежде чем перейти к самому комментарию, я хотел бы кратко описать жизнь и достижения Юн-цзя, а также охарактеризовать место «Песни о Просветлении» в истории и философии буддизма.

Юн-цзя Сюань-цзюэ жил при династии Тан (618—907). Он родился в 665 г. и умер в 713 г. в возрасте 48 лет. Его имя происходит от названия города, в котором он родился, – Юн-цзя – и который находится в нынешней провинции Чжеизян. Его дхармовое имя было Мин-дао, где «мин» значит «яркий», а «дао» – «путь».

Он покинул дом, чтобы стать монахом, в юном возрасте, но провел большую часть своей жизни рядом с Юн-цзя. Он учился у нескольких наставников, включая четвертого патриарха школы Тяньтай. Он также был в дружеских отношениях с Сюань-ланом, наставником, который впоследствии стал пятым патриархом школы Тяньтай. В конце концов, он поселился в храме Лунсин в Вэнь-чжоу, Чжецзян, где построил себе маленький домик для занятий практикой.

К тому времени, когда Юн-цзя исполнилось сорок лет, он стал довольно известен, и многие последователи стремились стать его учениками. Один монах, Сюань-цэ, ученик шестого патриарха Хуэй-нэна посетил Юн-цзя в храме Лунсин. Сюань-цэ удивился тому, что прозрение Юн-цзя настолько же глубоко, насколько у просветленных наставников, хотя Юн-цзя еще не был признан наставником.

Сюань-цэ спросил Юн-цзя, где и как тот обрел столь глубокое прозрение. Юн-цзя ответил: «Когда я изучал сутры и шастры, отдельные наставники учили меня отдельным вещам. Затем, когда я проник в сущность сознания Будды благодаря «Вималакирти-сутре», больше не было наставника, который мог бы подтвердить мое понимание».