Поэзия Латинской Америки - [91]

тоскливый.

За окном бесконечность ночная,

шорохи, всплески, шумы;

и тоскливы, как пыль водяная,

думы.

ПЕДРО ПРАДО [273] Перевод Н. Горской

Мой стих

Когда в последний час приду к познанью,

что для любимой песня не нужна,

что славы нет, поэзия бедна

и за улыбкой кроется рыданье,

меня покиньте все, прошу заране.

Я тихо улыбнусь — прими, весна,

мой мертвый поцелуй. О, как ясна

улыбка у того, кто знал страданье!

Пускай тогда мне стих щитом послужит,

иносказанье строк его капризных,

полнее, чем улыбка по весне,

вам скажет все и сон мой не нарушит;

прекрасен, тайной горечью пронизан,

мой стих незримо жить позволит мне.

Уйдя в себя…

Уйдя в себя, бреду неторопливо

без цели, без тропы определенной,

какие-то мосты, и лес зеленый,

и узкая межа по краю нивы.

С холма открылось мне заката диво —

вверху извечный океан бездонный

течет средь островов завороженных

несуществующей страны счастливой.

Стою, его огромностью принижен,

и в эту ширь гляжу и замираю:

я — как река, что, на ветру играя,

в предвестье бури стынет неподвижно,

и молится, и верит в волшебство,

и жаждет слиться с волнами его.

ГАБРИЭЛА МИСТРАЛЬ [274]

«Мыслитель» Родена Перевод Инны Лиснянской

Подбородок тяжелой рукой подпирая,

Вспоминает, что он — только остова плоть,

Обреченная плоть, пред судьбою нагая, —

Красотой не могущая смерть побороть.

В дни весны от любви трепетал он, пылая,

Нынче, осенью, горькою правдой убит.

«Все мы смертны», — печать на челе роковая,

И в ночи он всей бронзой своею дрожит.

И проносится ужас по бороздам тела,

Рвутся мышцы, напрягшиеся до предела,

Как осенние листья пред божьей грозой,

Что гудит в его бронзе… Так корень сухой,

Так израненный лев не страдали в пустыне,

Как мыслитель задумавшийся о кончине.

Сильная женщина Перевод Инны Лиснянской

Обветрено лицо, а кофта голуба, —

Такой тебя глаза мои запечатлели.

Там, в детстве, где земля раскрыта, как судьба,

Я видела тебя на пахоте в апреле.

Пил в грязном кабаке нечистое вино,

Тот самый, от кого и родила ты сына.

Несла ты тяжкий груз, но падало зерно

Из бедных рук твоих спокойно и невинно.

А летом жала хлеб для сына, вся светясь,

И вновь я от тебя не отрывала глаз,

Расширенных от слез восторга и от боли…

Все целовала б грязь я на ногах твоих!

Иду я, отвратясь от модниц городских, —

И тенью и стихом, — вслед за тобою в поле.

Кредо Перевод Инны Лиснянской

Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, —

Дышит господь на нее и колышет в тени,

Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся

Благословенными дни.

Верую в сердце мое, ничего не просящее,

Ибо в мечтанье причастно оно высоте,

И обнимает властительно все мироздание

В этой высокой мечте.

Верую в сердце мое, что в глубины господние

Раны свои погружает, слагая напев,

Чтоб, как дитя из купели живительной, заново

Выйти, для счастья прозрев.

Верую в сердце мое, наделенное трепетом, —

Ведь вразумил его тот, кто волнует моря,

Вот и живет оно первоначальною музыкой,

Ритмы прибоя творя.

Верую в сердце мое, что рукой нещадящею

Я выжимаю на холст бытия, чтобы он,

Красками крови окрашенный, был в одеяние

Огненное превращен.

Верую в сердце мое, что любовью посеяно, —

На борозде бесконечной взошло, как зерно.

Верую в сердце мое: хоть всегда изливается,

Но не пустует оно.

Верую в сердце мое, что не будет источено

Жадным червем, ибо смерти затупится суть.

Верую в сердце мое, ничего не таящее,

В сердце, склоненное грозному богу на грудь.

Встреча Перевод Инны Лиснянской

С ним я встретилась на тропинке, —

Речка спящая не пробудилась,

Не раскрыл шиповник бутоны,

А душа моя вдруг раскрылась, —

И у женщины потрясенной

Все лицо залито слезами!

Шел и нес на губах веселых

Он свою беспечную песню.

А взглянул, и мне показалась

Песня глубже глуби небесной,

А тропинка мне показалась

Странной, словно во сне бессвязном, —

Неспроста на рассвете алмазном

Все лицо залито слезами!

Напевая, прошел он дальше

И унес мой восторг с собою…

Цвет шалфея не стал синее,

Не вознесся в небо с мольбою.

Ну и пусть! Ведь воздух пронизан

Потрясенной моей душою.

Хоть меня и никто не унизил,

Все лицо залито слезами!

Нет, не он у зажженной лампы

Просидел всю ночь одиноко, —

Спал, и грудь его не щемило

От тоски моей беспросветной,

Но, быть может, во сне глубоком

Обступал его запах дрока,

Потому что у женщины бедной

Все лицо залито слезами!

Ни от голода, ни от жажды

Не всплакнула я в жизни ни разу;

Но господь мне послал не встречу,

А пожизненную проказу.

Мама старая каждый вечер

За меня молит бога. Но, видно,

У меня теперь будет вечно

Все лицо залито слезами!

Люблю Любовь Перевод Инны Лиснянской

Бьет по ветру крылом, вольно топчет дорогу земную,

И трепещет на солнце, и любит лесное житье.

Не пытайся ее отогнать, будто думу дурную, —

Нет, придется признать ее!

Знает бронзы язык и язык умоляющий птицы,

Повелительный говор морей и ненастья нытье.

На нее замахнуться не вздумай, не смей рассердиться, —

Нет, придется принять ее!

У нее все повадки хозяйки: поддавшись минуте,

Разбивает цветочные вазы и льды, как старье.

Не пытайся разжалобить иль отказать ей в приюте, —

Нет, придется впустить ее!

Отвечает на все, как всевидица, слух твой лаская, —

Изощренно коварство ее и искусно лганье.

Не божественная тебя мудрость спасет, а людская, —

И поверишь словам ее!