Поэзия Эвариста Парни - [6]

Желаний пылких нетерпенье;

Мы ими счастию вредим

И сокращаем наслажденье.

(Из книги III.

Перевод Е. Баратынского, 1825)

Особенно содержательны и глубоки элегии IV книги, в которых Парни достигает небывалой во французской поэзии сосредоточенности чувства, драматической напряженности переживания. Такова элегия XI - размышление о течении времени, о надежде и счастье:

Как счастье медленно приходит,

Как скоро прочь от нас летит!

Блажен, за ним кто не бежит,

Но сам в себе его находит!..

...Обман надежды нам приятен,

Приятен нам хоть и на час!

Блажен, кому надежды глас

В самом несчастье сердцу внятен!..

(Перевод К. Батюшкова, 1804)

Парни - первый поэт XVIII века, стихи которого были не абстрактно-обобщенным безличным набором традиционно-элегических формул, но непосредственно-лирическим выражением чувств единственной в своих переживаниях человеческой личности. Характерна в этом смысле и сохранившаяся в памяти мемуаристов и современников-биографов реальная подоснова этих элегий: стихи Парни отличаются столь неподдельной подлинностью, что читателя неудержимо влечет узнать - кто же она, эта Элеонора? Кем она стала? Почему бросила своего преданного возлюбленного? Роман Парни и Эстер, конечно, в духе эпохи - любовь между учителем музыки и его ученицей повторяет ситуацию Жюли и Сен-Пре в "Новой Элоизе" Жан-Жака Руссо, только у Руссо дворянкой была она, Жюли, а плебеем - учитель, здесь - наоборот. Можно сказать, что элегии Парни - лирический роман, в стихах повторивший "Новую Элоизу", но отличающийся большей подлинностью и непосредственностью чувств, а также крутым переходом от фривольно-жизнерадостных стихов книги I к трагическим элегиям книги IV - такова, например, элегия IX, переведенная К. Батюшковым под названием "Мщение" (1816) и содержащая строки:

Ты будешь с ужасом о клятвах вспоминать;

При имени моем бледнея,

Невольно трепетать.

Не удивительно, что современники с восторгом встретили это возрождение лирической поэзии. Известный критик Эли-Катрин Фрерон в ^основанном им журнале "Литературный год" ("L'Annee litteraire") приветствовал Парни поэта, "чей вкус формировался на основе вкуса античных авторов" и который "почти неизменно черпает свои образы в собственном сердце"; Фрерон противопоставляет Парни мелким рифмоплетам, воспевающим эротику. Критик, поэт, историк литературы (в частности, итальянской) Пьер-Луи Женгенэ опубликовал стихотворное "Послание к Парни" ("Epitre a Parny", 1790), где с иронией и презрением говорил об измельчавшем салонном искусстве, в котором "остроумие и ремесло изгнали чувство"; наступило время, когда великий бог поэзии стал "будуарным Аполлоном", "наши Сафо млеют от иероглифов, изготовляемых присяжными стихоплетами", а "плоские наши журналы твердят: такое придворный тон". После этой уничтожающей характеристики литературы рококо Женгенэ торжественно произносит:

Тогда явился ты - и говорить заставил

Наивную любовь, чуравшуюся правил,

И сердце юноши, познавшее впервой

Все муки ревности и страсти роковой.

(Перевод мой, - Е. Э.)

Эта оценка элегий Парни оказалась устойчивой: ее повторяли Гара, Мильвуа, Мари-Жозеф Шенье ("Нашей любовной поэзии делает честь г. де Парни..."). {Tableau historique de l'etat et des progres de la litterature francaise depuis 1789, par M.-J. de Chenier. Paris, 1821, p. 24 (первое издание - 1808).} Даже молодой Рене Шатобриан увлекался элегиями Парни. Накануне революции он встретился с ним и впоследствии в своих "Замогильных записках" так рассказал об авторе "Любовных стихотворений":

"Я знал наизусть элегии шевалье де Парни, и до сих пор их помню. Я написал ему, прося разрешить мне увидеться с поэтом, чьи сочинения доставляли мне истинную радость; он учтиво ответил; я отправился к нему на рю де Клери.

Передо мной был довольно молодой человек, весьма благовоспитанный, высокий, сухощавый, со следами оспы на лице. Он нанес мне ответный визит; я представил его моим сестрам. Он не слишком любил свет, а вскоре политика и вовсе изгнала его из общества: в то время он принадлежал к старой партии. Никогда я не знал писателя, который бы так походил на свои творения: ему, поэту и креолу, нужно было немногое - небо Индии, родник, пальма и женщина. Он боялся шума, стремился незаметно проскользнуть в жизни, всем жертвовал во имя своей лени, и его, погруженного в сумрак безвестности, выдавали только изредка звучавшие струны лиры... Именно эта неспособность преодолеть ленивое безразличие превратила шевалье де Парни из страстно убежденного аристократа (furieux aristocrate) в презренного революционера (miserable revolutionnaire), который оскорблял преследуемую религию и священников у подножия эшафотов, любой ценой покупая себе покой, и научил свою музу, некогда воспевавшую Элеонору, жаргону тех мест, где Камилл Демулен выискивал себе недорогих любовниц". {R. Chateaubriand. Memoires d'outre-tombe. Hachette, Paris, s. a., pp. 164-165. - Приведенная запись относится к июню 1821 года.}

Встреча Шатобриана с Парни - факт в высшей степени знаменательный в жизни обоих писателей, ставших позднее непримиримыми идейными противниками. Именно Шатобриан создал легенду о Парни, который был якобы в лагере страстных приверженцев "старой партии", а потом из склонности к безмятежно-покойному существованию переметнулся на сторону революции, ввязался в ее кровавые дрязги и стал - из корыстолюбия? - обливать грязью религию. Все это, мягко говоря, несправедливо. При внешнем легкомыслии автор "Любовных стихотворений" был человеком большой принципиальности: мы уже видели, как он в 1777 году приветствовал американских повстанцев в Бостоне, как еще до того он с неменьшей решительностью осудил французские колониальные порядки, как он открыто встал на защиту истребляемых негров Мадагаскара. Мы увидим ниже, что свои просветительские убеждения он отстаивал в такие годы, когда это меньше всего могло принести ему выгоду или обеспечить безмятежный покой.