Поездка за город - [2]

От холодного ночного ветра она приободрилась, и когда у фонаря Белиши[1] наконец свернула на торговую улицу, где темнели закрытые железными шторами витрины, то была уже готова на все, как новобранец в первые месяцы войны. Жребий брошен, и можно отдаться на волю этого необычного, увлекательного, ни с чем не сравнимого приключения.

Фред, как они и договорились, стоял на углу — там, где улица сворачивала к церкви. Поцеловав его в губы, она почувствовала запах спиртного и решила, что трудно найти человека, более подходящего для их замысла: лицо его в свете фонаря было радостным, беззаботным, и он показался ей таким же волнующим, необычным, как ожидавшее их приключение. Он взял ее за руку и увлек за собой в темный тупик. Потом ненадолго оставил одну. И вдруг из зияющей черноты к ней протянулись два столба мягкого света фар.

— Ты взял машину? — удивленно воскликнула она. И снова почувствовала его нервную руку, потянувшую ее за собой.

— Да. Ну как, нравится тебе? — сказал он и с лязгом включил вторую скорость, а когда они выбрались из тупика и покатили мимо окон с закрытыми ставнями, неумело выжал третью.

— До чего ж хорошо! Давай уедем далеко-далеко! — попросила она.

— Давай, — согласился он, следя за узенькой стрелкой спидометра, подрагивающей около сорока пяти.

— Это значит, что ты получил работу?

— Нет работы, — сказал он. — Вывелась начисто, совсем как птица дронт[2]. Что, видела ты эту птицу? — бросил он резко и включил фары; они проезжали перекресток, от которого шла дорога в поселок. Миновав кафе («Милости просим»), обувной магазинчик («Покупайте туфли, которые носит ваша любимая кинозвезда») и заведение гробовщика с большим белым ангелом из светящихся неоновых трубок, они вдруг оказались за городом.

— Никакой я птицы не видела.

— Ты не видела, как птица пролетела у ветрового стекла?

— Нет.

— Я ее чуть не подшиб, — сказал он. — Дрянное было бы дело. Есть такие — собьют человека и даже не остановятся; так это ничуть не лучше. Да, ну а мы как — остановимся? — спросил он и выключил огонек на приборном щитке, так что им уже не было видно, как узкая стрелка спидометра поползла к шестидесяти.

— Как ты захочешь, — ответила она, вся во власти своей безрассудной мечты.

— Ты будешь меня сегодня любить?

— Буду, конечно.

— И больше туда не вернешься?

— Не вернусь, — сказала она, навсегда отрекаясь от постукивания молотка, лязга засова, шарканья шлепанцев, которым сопровождался ежевечерний обход дома.

— Хочешь знать, куда мы направляемся?

— Нет.

В свете фар зазеленела низенькая, словно картонная, рощица и, снова потемнев, промчалась мимо.

Кролик, показав коротенький хвост, шмыгнул в живую изгородь.

— У тебя деньги есть? — спросил он.

— Полкроны.

— Ты меня любишь?

Она вложила в нескончаемый поцелуй все, что так терпеливо таила в себе, стараясь по воскресеньям не смотреть в его сторону и не проронить ни слова, когда у них за столом дурно о нем говорили.

— Проклятая жизнь, — сказал он.

— Проклятая жизнь, — эхом откликнулась она.

— У меня в кармане кварта виски, — сказал он. — Выпьешь?

— Не хочу.

— Тогда дай мне выпить. Крышечка отвинчивается.

Обнимая ее одной рукой и держа другую на руле, он закинул голову, чтобы она могла влить ему в рот немного виски.

— Ты ничего не имеешь против? — вдруг спросил он.

— Нет, что ты.

— Разве можно хоть что-нибудь скопить, когда получаешь всего-навсего десять шиллингов в неделю на карманные расходы? И так я еле кручусь. Надо здорово шевелить мозгами, чтобы хоть как-то разнообразить жизнь. Полкроны на сигареты. Три шиллинга шесть пенсов на виски. Шиллинг на кино. Остается три шиллинга на пиво. Раз в неделю встряхнешься и тянешь дальше.

Виски стекало ему на галстук, и маленькую кабину наполнил запах спиртного. Ей этот запах нравился. Это был его запах.

— Но даже и эти деньги старики дают со скрипом. Они считают, я должен найти себе работу. В их возрасте люди не могут понять, что для нас никакой работы нет и не будет.

— Верно, — сказала она. — Они уже старые.

— А как твоя сестра? — неожиданно переменил он разговор.

Полосы яркого света сметали с дороги вспугнутых зверьков и пичужек.

— Завтра идет на танцы. А где будем завтра мы?

Но он не хотел обсуждать эту тему. У него был свой замысел, и держал он его при себе.

— А хорошо вот так ехать.

— Тут неподалеку есть клуб. В доме, где закусочная. Меня Мик туда записал. Знаешь Мика?

— Нет.

— Он ничего. Завсегдатаям в этом клубе подают виски до двенадцати ночи. Заглянем туда. Скажем Мику «здрасьте». А утром... Ну, это мы после решим, сперва выпьем стаканчик-другой.

— А деньги у тебя есть?

Им навстречу с пригорка плыла деревенька, за ее закрытыми ставнями и дверями все уже спало; казалось, оползень плавно несет ее вниз, на исполосованную равнину, с которой они выезжали. Низкая серая церквушка в нормандском стиле, гостиница без вывески, куранты, отбивавшие одиннадцать.

— Пошарь-ка на заднем сиденье, — сказал он. — Там чемодан.

— Он заперт.

— Ключ я забыл дома.

— Что в нем?

— Так, кое-какие вещи, — невразумительно ответил он. — Можно их заложить, будет на выпивку.

— А спать где?

— В машине. Ведь ты не боишься, правда?