Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки - [104]

Историками югославской культуры подробно описана личная дружба, связывавшая в послевоенные годы Мирослава Крлежу и Йосипа Броза Тито. Будучи умным человеком и тонким искушенным политиком, Тито понимал, что виднейшего национального писателя выгоднее иметь своим сторонником, чем оппонентом. Но несмотря на все это, отношения между М. Крлежей и Й. Брозом Тито были непросты. Тито, учитывая связывающие их много лет личные дружеские, хотя и весьма сложные отношения многое прощал писателю (достаточно вспомнить историю с подписанием М. Крлежей «Декларации о положении хорватского языка» 1967 г.). Руководство СКЮ (как и руководство КПСС) посчитало этот документ проявлением «хорватского национализма».

Все эти обстоятельства не могли не наложить отпечаток на восприятие творчества писателя советской партийной прослойкой, которая определяла, что полагается читать и знать советским людям, а что нет.

В энциклопедическом справочнике «Балканские страны», изданном в 1946 г., то есть еще до советско-югославского конфликта, видный советский славист С. Б. Бернштейн назвал М. Крлежу «одним из крупнейших современных хорватских литераторов». Однако и он не упомянул о «Поездке в Россию».^[456] Сыграли свою роль и предрассудки, которые испытывали по отношению к М. Крлеже осевшие в Москве с 1948 г. югославские, в основном сербские, «информбюровцы» — югославские партийные функционеры и военные, которые в споре «Иосифа и Йосипа» приняли сторону Сталина и вынуждены были эмигрировать в СССР. Эти люди долгое время, несмотря на перепады в советско-югославских отношениях в 50–70-е годы, часто играли роль «экспертов», в том числе и в литературных делах. Достаточно сказать, что при весьма оживленном после преодоления в 1955–1956 годах конфликта между СССР и Югославией обмене писательскими делегациями Мирослав Крлежа смог второй раз попасть в Москву только в 1965 году, в составе правительственной делегации, куда он был включен по личному указанию Тито.

Тем не менее, многие произведения М. Крлежи были изданы на русском языке еще в пятидесятые годы и потом переиздавались. (Первый небольшой рассказ был опубликован в конце 20-х годов.^[457]) В конце семидесятых годов в Театре им. Вахтангова, а затем и в Государственном Академическом Малом театре с успехом шли два спектакля по его пьесам — «Господа Глембаи» и «Агония».

Но об издании «Поездки в Россию» в СССР и речи быть не могло. Впервые, ценой невероятных усилий, удалось издать несколько фрагментов из этой книги в журнале «Иностранная литература» в 1970 г., в номере, посвященном столетию Ленина.^[458] И вот парадокс — именно эти фрагменты в Отделе культуры ЦК КПСС были признаны лучшим материалом юбилейного «ленинского» номера. Но никому и в голову не пришло, что эту книгу можно издать в СССР целиком. Даже ценителям таланта Крлежи это сочинение казалось чрезмерно «еретическим».

Между тем, московские издатели и в первую очередь «Гослитиздат» продолжали пополнять русскую «крлежиану». Хотя и с опозданием, но все же увидела свет при жизни писателя его последняя пьеса «Аретей», отражавшая скептический взгляд на всю европейскую цивилизацию. В этом сочинении отчетливо виден след неутешительных размышлений, которые читатель этой книги уже встретил в очерках «Поездки в Россию». Разумеется, выход в свет тома «Избранного» на русском языке в 1980 году стал большой радостью для стареющего писателя, так же как и премьеры его драм (Театр им. Вахтангова приезжал в Загреб с пьесой «Господа Глембаи», и Крлежа присутствовал на гастрольном спектакле).

Три года спустя после кончины Крлежи вышел перевод его последнего романа «Знамена».

Но больше всего — по вполне понятным причинам — писатель мечтал об издании на русском языке своей книги о поездке в Россию. Ему хотелось узнать, как будут восприняты русским читателем его очерки, особенно те, что говорят непосредственно о России. И в самом деле, трудно найти среди путевых заметок о нашей стране сочинение, проникнутое таким ощущением русской культуры, таким стремлением понять нашу историю. Увлечение идеями социализма не помешало Крлеже оценить красоту русской старины, пробивавшейся через все сомнительные нововведения новых хозяев Москвы. Да и взгляд человека с теплого Адриатического моря на корабли, вмерзшие в лед на русском Севере, — картинка, согласитесь, необычная. А образы московской весны 1925 года — со стороны она наверняка казалась Крлеже более радостной и поэтичной, чем погруженным в повседневные заботы москвичам. Россия явно вдохновляла писателя — в других его сочинениях не часто удается встретить строки, написанные с таким ощущением полноты жизни, преклонения перед природой.

Что же касается нелепых опасений, что такая книга сможет «разрушить» чье-то мировоззрение, то сегодня они кажутся попросту смешными. Свободная и независимая личность широких взглядов всегда вызывает подозрения у людей догматически мыслящих, идеологически зашоренных и закомплексованных. И еще один парадокс: если советские чиновники считали книгу Крлежи о России «антисоветской», то уже после 1991 года некоторые отказывались ее издавать под предлогом, что она-де написана с «прокоммунистических» позиций. Несмотря на все препятствия, в годы перестройки переводчики и историки литературы предприняли немало усилий для того, чтобы сделать отдельные главы «Поездки в Россию» Мирослава Крлежи достоянием солидных журнальных публикаций.