Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки - [102]

.

Наивно звучащие сегодня панегирики в адрес вождя пролетарской революции с лихвой перекрывает беспощадная правдивость глав «Ленин на московских улицах» и «Въезд в Москву». Вряд ли эти главы могли привести в восторг советских чиновников от литературы, ожидавших от хорватского публициста славословий советскому строю.

Да и в Загребе далеко не всем пришлись по вкусу рассуждения Крлежи о проблемах национальной социал-демократии, язвительные замечания в адрес еще живых политических деятелей и литераторов и, конечно, всепроникающая ирония, которая постепенно становилась определяющей чертой стиля писателя.

Именно поэтому «Поездка в Россию», после загребского издания 1926 г., никогда в первозданном виде более не издавалась. Ни при «царях, ни при генеральных секретарях». Даже в «титовской» Югославии, несмотря на то, что, по иронии истории, Иосип Броз Тито, в тридцатые годы возглавивший КПЮ, потом стал оппонентом советской системы. Усилиями «правоверных» коммунистов, хотя и титовцев, первое после двенадцатилетнего перерыва издание «Поездки в Россию» 1958 г. было существенно сокращено и перекомпоновано, впрочем, как и все последующие. Так обстояло дело на родине писателя. Для Москвы же эта книга с момента выхода в свет ее подлинника стала абсолютным табу.

А ведь в середине 20-х годов многие не только известные европейские интеллектуалы, но и обычные люди стремились попасть в Москву, чтобы самим ощутить реальность перемен, отказа от столь разочаровавшего их прошлого, закончившегося мировой войной. Некоторые из них оставили свои воспоминания. (Например, «Я поджигаю Москву» П. Морана, «Поездка в Москву» Г. Дюмеля, «Цари, попы, большевики» Э. Киша, «Москва» У. Бенжамина, а также, разумеется, «Десять дней, которые потрясли мир» Дж. Рида, «Возвращение из СССР» А. Жида, «Россия во мгле» Г. Уэллса.) Некоторые из них были переведены в СССР. Но «Поездка в Россию» Мирослава Крлежи не попала в их число.

Вот как охарактеризовала М. Крлежу Большая Советская энциклопедия в своем первом издании (соответствующий, 35-й, том вышел в 1937 г.): «Хорватский революционно-демократический писатель. Написал большое количество стихотворений, поэм, рассказов, романов и драм. Наиболее известные произведения К. — цикл реалистических рассказов об империалистической войне („Хорватский бог Марс“, 1922, и др.), драма о войне („Галиция“, 1920), которая была запрещена, и драма „Голгофа“ (1922), где изображена борьба рабочего класса в годы послевоенного кризиса. В книгоиздательстве „Минерва“ выходит собрание его сочинений в 18 тт»^[450].

Как видим, ни слова о поездке в Россию — ни о самой поездке, ни о книге под соответствующим названием. И это в то время, когда чуть ли не каждая запятая — не то что книга! — напечатанная об СССР за рубежом, превозносилась советской пропагандой. Нет и ни слова о принадлежности или близости известного хорватского писателя к КПЮ, которая уже тогда находилась «на прицеле» у Сталина. Что это — намеренное дистанцирование, настороженность по отношению к «не совсем своему», излишне самостоятельному в суждениях литератору или бережное отношение к товарищу, работающему в «ужасных условиях королевской буржуазной диктатуры»?

Вернувшись немного назад, в начало 30-х годов, заметим, что и тогда у писателя с «Советами» были непростые отношения. Как свидетельствует уже упоминавшаяся энциклопедия «Крлежиана», в 1931 г. он вновь безрезультатно ждет советскую визу. На этот раз в Чехословакии. Некоторые исследователи полагают, что он стремился принять участие в решении судьбы КПЮ в Коминтерне. Другая версия состоит в том, что Крлежа договорился с секретарем ЦК КПЮ Й. Чижинским (М. Горкичем) писать книгу, разоблачающую «военно-фашистский», как его тогда называли в коммунистической среде, режим короля Александра, установленный им путем переворота 1929 года в государстве, получившем после этого название Королевство Югославии^[451]. Так или иначе, этот сознательный отказ или бюрократическая проволочка советских властей, весьма вероятно, спасли писателю жизнь. Появись он в Москве, он мог разделить судьбу самого М. Горкича, своего друга Дж. Цвийича, Ф. Филиповича, В. Чопича, В. Вуйовича и многих других югославских коммунистов, бесследно сгинувших во время «чисток» в СССР.

Конец 30-х — начало 40-х годов был весьма нелегким периодом в жизни писателя, хотя творчески необычайно плодотворным. Вслед за романом «Возвращение Филиппа Латиновича» в 1936 году Крлежа публикует одно из лучших своих сочинений — стихотворный цикл «Баллады Петрицы Керемпуха». Выходят в свет его крупнейшие прозаические произведения — роман «На грани безумия»(1938 г.) и первые тома эпопеи «Банкет в Блитве» (1938–1939 гг.). Речь в этих произведениях, окрашенных горькой иронией, идет о судьбе интеллигентов, втянутых в политические игры XX века и пытающихся сохранить свою индивидуальность. И хотя действие первого романа происходит в Хорватии, а второго — в вымышленных государствах Блитве и Блатвии, ортодоксально мыслящие «коллеги», литераторы-коммунисты, провозгласили роман о кризисе рассудка в современной Европе «карикатурой на московские процессы», а сатиру на провинциальное политиканство признали выпадом «против СССР и его руководства».