Поездка в Египет - [27]

У Каср-эль-Нила, дворца вице-короля и вместе казарм, переехали через железный раздвижной мост и, оставив вправо Джезире, повернули к другому замку хедива, Гизе, получившему свое название от деревни расположенной на берегу Нила; сперва здесь находились дворцы мамелюков, бесследно исчезнувшие. Именем Гизэ окрещены почему-то и Большие Пирамиды, хотя по дороге к ним попадаются еще несколько поселков. От Нила шоссе стрелою легло через низменность к Сахаре; оно выше уровня полей и никогда не заливается рекой.

Опять в степном приволье развилась предо мною панорама неведомой страны с глиняными деревушками, с четами пальм, с белыми ибисами в зеленом бархате всходов. Такой яркой зелень как в Египте не сыщешь во всем мире. На лугах стоят светлые лужи весенней воды, отражающей небо: если хорошенько в нее вглядеться, видно, как в бездонной, лучезарной глубине, опрокинувшись, парят ястреба.

Но зачем же дамы разговаривают о своих нарядах? Зачем поэт читает гробовым голосом Лермонтовский Спор? Зачем один из туристов непременно хочет охотиться и, не обращая внимания на крики жены, целит во всякое живое существо? Усмотрев птицу, мирно прыгающую по берегу водомоины, спортсмен велит кучеру остановиться и начинает подкрадываться: впереди идет кавас, сзади лакей держит наготове второе ружье…. И мы полчаса теряем из-за несчастного кулика, который, после меткого выстрела охотника, оказывается даже не куликом, а синицей.

Остается ехать верст пять, а за нами уже увязались бедуины из-под пирамид, сторожащие свою добычу по дороге. Они бегут рядом, трещат без умолку и вытаскивают разные безделушки, болтающиеся за пазухой; но мы плохие покупатели, и бедуины не без некоторого удальства, единственно для того, чтоб удивить нас, назначаюсь все более и более невозможные цены за вещицы самой грубой подделки.

Я раскрываю Дорожник и черпаю из него следующие сведения, касающиеся цели нашего путешествия.

«Царственные могилы» в Египте, числом около ста, делятся на несколько групп [32]; группа Гизэ, к которой мы теперь едем, состоит из трех больших пирамид [33]: Хеопса, Хефрена и Менкавра. Вот приблизительно, что рассказывает об их постройке Геродот.

Хеопс (3091–3067 до P. X.) предался всякого рода порокам, закрыл храмы, воспретил жертвоприношения и всех подданных заставил безвозмездно работать для себя; одни добывали камень в «Арабских горах» (под Каиром), другие переправляли его через Нил, третьи везли далее к дивийским возвышенностям. На эти занятия обречены были 100.000 человек, сменявшиеся каждые три месяца. Десять лет потребовалось им на проложение пути для подвозки по пескам материалов, — труд, по мнению греческого историка, мало уступающий постройке большей из пирамид [34]. Затем, когда в скалистом грунте, послужившем ей основанием, была высечена комната, окруженная подземным кольцеообразным каналом, приступили к сооружению самой гробницы и окончили ее в двадцать лет. Вся она была покрыта совершенно гладкими, плотно пригнанными друг к другу брусьями не менее чем в 30 футов (длиной, шириной, в квадрате — автор не поясняет). На одной из сторон было обозначено, сколько денег пошло на покупку рабочим луку, чесноку и петрушки. «Если не ошибаюсь», говорить Геродот, «по словам толмача, прочитавшего мне надпись, сумма достигала 1.600 серебряных талантов». На наши деньги около двух с половиною миллионов рублей.

По смерти Хеопса на престол вступил брат его, Хефрен (3067–3043). Он одинаковым образом правил народом и тоже выстроил пирамиду, которая впрочем немного ниже Хеопсовой.

После продолжительного и тяжелого гнета, Египтяне так возненавидели своих притеснителей, Фараонов, что даже пирамиды назвали не их именами, а именем пастуха Филитиса, пасшего здесь стада.

Хефрену наследовал сын Хеопса, Менкавр (Микеринос 3043–3020). Он не руководствовался примерами отца и дяди, напротив, открыл капища и разрешил жертвоприношения. Потому-то оставшийся после него памятник гораздо меньше двух первых ^{2}.

Сменились десятки и сотни поколений; люди позабыли для чего складывались эти каменные горы и поверили преданиям о погребенных в них сокровищах. Особенно много золотых слухов носилось про подвальную комнату, существование которой было уже известно Геродоту; но как открыть её положение под землею? Ход во внутренность Хеопсовой пирамиды тщательно заделан снаружи, и гладкая её поверхность остается нема для алчных взоров.

Халиф Малун, сын Гарун-эль-Рашида, первый, безо всяких указаний, принялся на удачу пробивать каменную толщу. После долгого бесплодного труда терпение его истощилось, рабочие возроптали, и он решил оставить свои поиски. В это самое время наткнулись случайно на один из пустых объемов пирамиды и нашли в нем сосуд, наполненный золотом; лежавшая подле скрижаль гласила, что отысканных денег достанет для возмещения затрат, сделанных корыстным царем, но что все последующие его усилия будут бесполезны. По странному стечению обстоятельству денег действительно хватило на уплату рабочим, которые и были немедленно распущены. Обрадованный счастливым исходом предприятия, народ прославил благоразумие халифа. Сосуд был из смарагда, и Эль-Мамун увез его с собою в Багдад.