Поезд смерти - [42]

Осмотрев весь дом, Карен вынесла телефонный аппарат на веранду – здесь она чувствовала себя в большей безопасности, чем в доме, – и позвонила Джиму.

– Карен? – сонным голосом спросил он. – Боже, который час? Половина седьмого? Мне снился такой удивительный сон... Он внимательно выслушал ее рассказ о происшедшем.

– Обыскали даже маленькую мастерскую Гила в гараже. Они искали не деньги, – добавила Карен. – Мою шкатулку с драгоценностями не тронули.

Помолчав с минуту, Джим сказал:

– Ты ведь говорила, что Трейнер спрашивал тебя, не вел ли Гил записей о работе? Ты ответила, что ничего об этом не знаешь. Возможно, он тебе не поверил и прислал человека, чтобы убедиться в этом. Вероятно, газ, над которым работает компания, представляет такую ценность, что они боятся, как бы про него не узнали. Перевернутые ящики означают, что они искали, не прилеплено ли что-нибудь ко дну с обратной стороны. Может быть, на дверях есть следы взлома? Ты не проверяла?

– Ничего нет. Я осмотрела каждую дверь и каждое окно. Все крепко заперто, стекла целы, никаких следов отмычек или чего-либо подобного.

– Ты давала кому-нибудь ключи от дома?

– Нет, никогда.

– А у мужа был ключ?

– Да. У него здесь осталось много вещей.

– Как ты думаешь, этот ключ был при нем, когда он погиб?

– Наверное, он всегда носил его на кольце вместе с другими ключами. Генерал Трейнер сказал, что пришлет мне сегодня личные вещи Гила, в том числе и его машину.

– Все содержимое его карманов ты должна получить из полиции или от коронера, а не от Трейнера.

– Какая разница...

– Возможно, полицейские отдали Трейнеру ключи от вашего дома, чего они не имели права делать. Вероятно, он воспользовался ими.

– Ты тоже начинаешь видеть везде тайные заговоры?

– Позвони в полицию и подай заявление о грабеже. Могли остаться отпечатки пальцев, хотя я сомневаюсь.

– К чему все это? Если Трейнер действовал в сговоре с полицией, то...

– Если ты не подашь заявление, он догадается, что ты подозреваешь нечто большее, чем простое ограбление. Послушай, я хочу одеться, умыться и выпить кофе. Перезвоню через полчаса.

Карен повесила трубку и уставилась в окно. Солнце поднялось выше и почти прогнало сумрак, затаившийся у подножия гор. Прежде чем звонить в полицию, она решила заехать в свою студию и посмотреть, не было ли обыска и там.

Студия, расположенная на Пратер-Вэй, находилась в двух милях от дома, рядом со средней школой, где занимались почти все ее ученики. Карен отперла дверь, включила свет и осторожно вошла в комнату. Все было в порядке. Красная лампочка автоответчика, стоявшего рядом с пианино, светила ровно, не мигая – значит, лента заполнена. Повернув рычаг влево, она подождала, пока лента перемотается до конца, и включила воспроизведение. Потом уселась в кресло, взяла блокнот и приготовилась записывать.

Первые сообщения оставили ее адвокат по поводу развода, мать ученицы, пропустившей занятие, и товарищ по бегу трусцой. Все просили ее перезвонить. Она записала номера их телефонов. Затем послышался шум, шорохи, потрескивание и тонкий, отчаянный голос: “...лимузин Дрэглера... они собираются меня убить... цистерны... арабы...” Из-за сильного шума слова было трудно разобрать.

Боже, неужели это голос Гила? подумала она. Или кто-то нарочно мучает меня, подражая его голосу? Она перемотала пленку и, записывая фразу за фразой, еще раз прослушала сбивчивое, отрывочное сообщение: “...стреляют в меня из ружья...” – так, ей казалось, говорил голос. – “Трейнер хочет отправить...” – Какое же дальше слово? Вроде бы “аника”, “паника”... Может быть, “манекен”? – “...нервный газ... война в Иране...” – Что-то похожее на “Сару Шулер”, что-то о каком-то поезде. Она включала запись снова и снова и записывала фразу за фразой до тех пор, пока у нее не задрожала рука.

Заперев дверь, Карен бросилась к телефону. Она так волновалась, что номер пришлось набирать дважды.

– Джим! Случилось невероятное!.. В моей студии на автоответчике записано сообщение. Похоже на голос Гила... Он говорит, что кто-то стрелял в него... голос на автоответчике...

– Что? Говори помедленнее.

И начни сначала.

Она повторила свой рассказ и прочитала то, что успела расшифровать.

– Очень много шумов, – сказала она дрожащим голосом, – я даже не уверена, что это Гил.

– Может быть, это шутка? – предположил Джим. – У некоторых людей извращенное чувство юмора. С другой стороны... попробуй вот что... Вынь пленку из автоответчика и посмотри, подходит ли она к стереосистеме. У тебя в студии есть стереосистема?

– Не очень хорошая, но иногда я прокручиваю записи для учеников.

– А эквалайзер есть? Это ряд рычажков на усилителе. Опусти вниз верхние регистры на правой стороне, это может убрать лишний шум. Давай, я подожду.

Кассета подошла. На стерео голос звучал гораздо яснее. Совершенно очевидно, это был Гил или кто-то, кто хорошо его знал и мог имитировать его голос. Он звучал то громче, то тише, то совсем пропадал в шорохе и треске. Карен прослушала тридцатисекундное сообщение еще три раза и потом прочитала Джиму то, что ей удалось разобрать:

“О черт, Карен, они хотят меня убить... Я угнал машину Дрэглера... поехал вниз по каньону... Наверное, до города не доеду... Ты должна верить мне, а не тому, что они тебе скажут... Они стреляют в меня из ружья... газ, нервный газ... Трейнер собирается отправить его по железной дороге... три серебристые... их нельзя выпускать с завода... не верь Трейнеру... иранец, крупье из казино, попытается... газ, Карен, газ “манекен”... Сара, Сара Шульман с завода... араба зовут... нельзя, чтобы они повредили... федеральную полицию, а не местную...”