Поезд на Солнечный берег - [38]

– О величайший! – пропел кактус.

– Положим, – снисходительно кивнул Дромадур. – Итак, я требую войны до победного конца. По расчетам Пробиркина, ждать остается совсем немного. Цветы всегда были нашими исконными врагами. Заметьте, даже в прежние времена наиболее сознательные из людей отрывали им головы и сажали в вазы, пытаясь таким образом убить их. Что такое цветы? – вопросил Дромадур самого себя и сам себе ответил: – Ничто! Некоторые растения полезны, я не отрицаю: цикута или там лебеда какая-нибудь. Но цветы внушают нам понятие о красоте, чуждое человеческому роду. Смотри мой кодекс. Цветы действуют на наше сознание с помощью запаха, то есть, выражаясь грубо, дурят нам мозги! Смотри мой кодекс. Кроме того, некоторые проклятые мутанты (тут Дромадур изрыгнул несколько весьма энергичных проклятий), особенно из числа орхидей, научились, хотя и на короткое время, превращаться в людей. Смотри мой кодекс! Им нет пощады.

– Нет! – пискнул кактус.

– Мои подданные, – начал Дромадур, – сознают всю важность поставленной мною задачи?

– Они очень сознательны и признательны.

– Я так и думал, – заявил генерал, разваливаясь в кресле. – А теперь расскажи, что тебе удалось узнать, мой друг.

Колобок, затесавшийся между Лео и кокетливой Помпадуршей, отчаянно старался выбраться. Помпадурша взяла его и посадила себе на плечо. Лео отвернулся с гневной гримасой. Он стоял подбоченясь, и было заметно, что рама ему тесна. Гулливер обхаживал лилипутку.

– Узнать о… – несмело начал кактус.

– О вожде цветов, да! И не вздумай отпираться. Я хочу слышать только правду. Кто он?

– Мой осведомитель – хризантема… – начал Сильвер-Кактус.

– Что такое хризантема? – брезгливо спросил Дромадур.

– Это цветок, – простонал презренный доносчик.

– Враги, – проворчал Дромадур, – кругом одни враги!

– Она считает меня за своего, – пояснил Кактус.

– Пооборвать бы ей лепестки, – заметил Дромадур. – Итак?

– Мне еще не до конца доверяют, – оправдывался Шипелли. – Но я выяснил, кто их вождь.

Всякое человеческое выражение улетучилось с лица Дромадура. Кактус сам испугался действия, которое произвели его слова.

– Друг, союзник, зовись как хочешь, – прошипел диктатор, и две жилы вздулись на его лбу буквой «у», – выдай, выдай его мне! Клянусь, он пожалеет, что появился на этот свет одновременно со мной. Он заплатит мне за все!

– Я…

– Что?! – взревел Дромадур так, что часовые по ту сторону дверей сделали на караул, а Колобок замертво упал с плеча Помпадурши.

– Я только знаю, что это подсолнух, – обмирая со страху, вымолвил кактус.

– Подсолнух! – прошептал Дромадур, опускаясь на место.

– Подсолнух! – в ужасе повторили портреты. Четырнадцатый, воспользовавшись всеобщим смятением, поцеловал Помпадуршу в щечку. Она ограничилась тем, что погрозила ему пальцем.

– Да, подсолнух, – продолжал Кактус, не смея взглянуть в лицо Дромадуру Грозному, – и, как я понял, он ходит по Городу в человеческом облике. У него есть какое-то прикрытие, отчего его не могут распознать. Это он причастен к последним событиям, когда цветы, захваченные во время чистки, бежали прямо из-под носа у вашего друга Вуглускра.

– Кактус, – сказал Дромадур таким голосом, что Шипелли попятился. – Кактус, найди мне этот подсолнух, и я тебя озолочу. Я разрешу тебе даже жить среди людей, если тебе так нравится.

Что-то треснуло под ногой у Кактуса, и он понял, что ненароком наступил на собственный глаз. Портреты с отвращением отвернулись, а Четырнадцатый поднес к носу кружевной надушенный платочек.

– Нет, мне не нравится, – сказал Кактус, едва не плача, – потому что меня не любят, не уважают, не шлют мне признаний в любви, и еще третьего дня треклятый Орландо свалил на меня рояль из окна. Генерал, – продолжал он, всхлипывая при мысли о своем унижении, – сделайте так, чтобы его отстранили от рекламы таблицы умножения! Почему все так любят его, а не меня? Я тоже могу сказать, что дважды два равно четыре!

– Можешь, можешь, – зевая, сказал Дромадур, – только никто тебя не будет слушать. Орландо – наша ярчайшая звезда, как говорит мой друг бубликовый миллиардер Вуглускр, а он знает в этом толк.

– Я тоже хочу быть звездой, – простонал Кактус.

– Останешься пока моим осведомителем, – оборвал его Дромадур. – Свободен! Да, и зайди к Пробиркину, пусть сделает тебе новый глаз.

Сон семнадцатый

– Есть ли на свете существо несчастнее меня? – вопросил Лаэрт. Он подождал для приличия, но так как отвечать было некому, то вампир ответил сам: – Увы, нет! Бедный Лаэрт! Что только тебе не приходится терпеть! Спишь в морозильнике, на улицу тебя выпускают через форточку, морят голодом и вообще ни во что не ставят. Раньше, правда, я жил у антиквара в клавесине. В мои обязанности входило пугать налоговых инспекторов, когда они чересчур доставали хозяина. Эх, и выпил же я крови у этих кровопийц! Даже сейчас приятно вспомнить. Я мог бы найти такую же работу. Граф Дракула, например, выступает в стриптиз-баре, но это как-то на любителя. В прежние времена я подался бы в кино, но теперь почти все фильмы делают на компьютере. Продашь им свое лицо, а они наснимают такого, что потом сто лет в гробу будешь ворочаться. Гнусный век!