Поезд на Солнечный берег - [24]

– Что вам угодно? – промурлыкал над стойкой чей-то бархатный голос.

Мистраль поднял глаза, и все текущие невзгоды разом вылетели у него из головы.

Сон одиннадцатый

Снаружи по-прежнему лил дождь; Филипп был так счастлив, что забыл пожелать, чтобы установилась хорошая погода. Рука девушки лежала в его руке, и там, на улице, он сказал ей:

– Вы промокнете…

– Я не боюсь дождя, – ответила она, и улыбка мелькнула в ее глазах.

Филипп, однако, помнил, что дождь очень опасен для здоровья, что из-за него можно простудиться, промокнуть, продрогнуть, простыть и вообще схлопотать массу проблем. Поэтому он с девушкой поспешил войти в первую попавшуюся дверь, за которой оказалась пропасть всякого народу. Робот-билетер пояснил, что сегодня здесь будет выступать знаменитая Рина Марецкая, которая исполнит классический танец под названием «Дохлый нетопырь». Филипп попросил, чтобы их усадили как можно дальше, дабы они могли наслаждаться высоким искусством без ущерба для здоровья. Им отвели самый темный уголок вдали от сцены, закрытой черным занавесом, на котором были изображены череп и скрещенные кости; но Филипп видел только свою соседку.

– Мне не верится, что это не сон, – сказал он вслух.

– А вы хотите, чтобы это было сном?

– Нет, – честно ответил Филипп.

Публика все прибывала; люди толкались, смеялись и обменивались довольно легкомысленными замечаниями по поводу предстоящего зрелища. Женщины выглядели как болонки в трауре, мужчины не выглядели вообще никак. Филипп почувствовал, как его словно засасывает трясина; любовь, зарождавшаяся в нем, задыхалась в этой мелочной, фальшивой, удушливой атмосфере. Девушка тоже умолкла. У нее был совершенно особенный взгляд исподлобья, очень милый, но застенчивый. Когда Филипп ловил на себе этот взгляд, тот ускользал, искрясь, обратно, под длинные ресницы, где ему, наверное, было очень хорошо, но в следующее мгновение снова выглядывал оттуда, блестящий и полный любопытства.

Филипп произнес несколько бессвязных фраз, но говорить ему совсем не хотелось; гораздо интереснее было сидеть и просто смотреть на девушку. Она совсем не походила на тех, кого он встречал раньше; в ней не было ни вертлявой живости, ни жеманности, ни напыщенности, никакой фальши, и все же она была так мила, так женственна, так обаятельна, что Филипп не мог ею не любоваться. Она спросила что-то – он ответил невпопад – они засмеялись. Среди публики Филипп заметил Человека без лица и дружески кивнул ему. Филипп уже забыл, что незнакомец едва не задушил его; он был частью нового, облагороженного мира, который создала в его душе девушка в белом и который не терпел грязи и суеты. Человек без лица пробился к их местам.

– Здравствуйте, – сказала девушка.

– Здравствуйте, – очень вежливо сказал Человек без лица, галантно поклонившись.

– Садитесь, – пригласил его Филипп, чтобы сказать что-нибудь.

– Я вам помешаю, – заявил Человек без лица и в доказательство шмыгнул носом.

– В вашей тени очень хорошо прятаться, – вставила девушка с улыбкой. Человек без лица сел, побежденный.

– Вы здесь живете? – любезно спросил Филипп. Мысленно он уже проклинал себя за то, что дал подсесть незнакомцу.

– И да, и нет, – уклончиво сказал тот. – Собственно, во всем виновата реклама. Я-то думал, что эта балерина уже два века как ушла в мир иной.

– Так оно и есть, – развязно подтвердил сосед, сидящий сзади, – но ее воскресили и заставили танцевать.

Филиппу не понравился ни голос, ни говоривший – молодой прыщавый гномон в костюме мешком и с роговыми очками на носу, под которым уже пробивались совершенно седые усы.

– Самое интересное, – продолжал гномон, уже протиснувшись между девушкой и Человеком без лица, – что, несмотря на это, старушка в полном шоколаде! Вы не ошиблись, что заглянули сюда.

Филипп и раньше не выносил гномонов, но этого он невзлюбил с первого взгляда. Гномон глядел на него ехидно и, очевидно, наслаждался бешенством Филиппа. Общеизвестно, что гномоны не выносят тех, кто не похож на них. В сущности, они – люди добродушные, порядочные и в каком-то смысле полезные, но убожество, глупость и самодовольство делают их просто невыносимыми для тех, кто устроен иначе, чем они.

– Место занято, – сказал Филипп, стараясь выражаться как можно более недружелюбно. По правде говоря, это у него плохо получилось.

– По барабану, – отозвался гномон пренагло и обратился к девушке: – Я Ариосто, а вас как?

Филипп еле сдерживал себя. Он готов был растерзать наглого гномона; но, на счастье его, вмешался Человек без лица, выразительно прогнусив:

– Ариосто? А может быть, Орландо?

Гномон побелел, сгорбился и сник.

– Тише! – прошептал он со страдальческой гримасой. – Тише, ради бога! Если меня узнают, мне конец. Меня просто разорвут на сувениры!

– Вас не узнают, – внушительно сказал Человек без лица, – если вы будете сидеть скромно, тише воды, ниже травы и молчать в тряпочку. Ясно?

– В полном шоколаде, – пролепетал Орландо. – Как вы меня узнали?

– Какая разница? – пожал плечами Человек без лица. – Я вас узнал, и точка.

– Послушайте, – нервно начал Орландо. – У вас вид порядочного человека. Признайтесь честно: вы случаем не мой фанат?